Изгнанницы

Пробежав бодрой рысью по Маккуори-стрит, лошади свернули на длинную подъездную аллею, обсаженную эвкалиптами, и остановились перед величественного вида зданием из песчаника с двумя изогнутыми лестницами, ведущими к парадному входу. Хейзел прошла за миссис Крейн в комнаты для слуг, где, как ей было сказано, она должна будет переодеваться перед началом работы. На вешалке-стойке висели синие хлопчатобумажные платья для горничных; передники, чепцы, чистое исподнее и чулки были сложены на полках. Миссис Крейн показала Хейзел, где она должна будет каждый день мыть лицо и руки, и выдала ей расческу-гребень – в тюрьме заключенным их иметь не полагалось, – чтобы девушка могла, разделив волосы на прямой пробор, скрепить их сзади и спрятать под чепец.

Миссис Крейн сказала, что горничной всегда следует быть при деле. Ей нельзя сплетничать, громко смеяться или присаживаться, за исключением тех случаев, когда она чинит одежду или полирует серебро.

– Тебе категорически запрещается открывать входную дверь: это обязанность дворецкого, – объясняла она, показывая Хейзел дом. – Тебе также не дозволено обращаться напрямую к кому-либо из членов семьи Франклинов или к их гостям. Пользоваться будешь исключительно задними лестницами и коридорами. Насколько это возможно, постарайся вообще никому не попадаться на глаза.

Две горничные, с которыми Хейзел разговорилась позже тем же утром, поделились с ней советами иного плана. Иногда сэр Джон лапает тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь, поэтому надо всегда оставаться настороже. Леди Франклин, если вдруг что-то пошло не так, всегда и во всем обвиняет прислугу. Мисс Элеонора не отличается умом и бывает капризной: как-то раз настояла, чтобы горничная всю ночь подшивала подол у платья, которое якобы решила надеть утром на праздник, а сама в итоге передумала и выбрала другой наряд. Они также рассказали Хейзел о туземочке Матинне, которая жила в детской: Франклины взяли ее в дом, как выражался хозяин, в качестве эксперимента. Очередная причуда леди Франклин.

– Какая она, эта девочка? – заинтересовалась Хейзел.

– Кажется одинокой, бедняжка. У нее был ручной хорек, но Джип – это пес Монтегю – его задрал.

– По-моему, это был не хорек, а поссум, – поправила подругу вторая горничная. – Я слышала, будто бы туземцы только на своем тарабарском наречии говорят, но эта малышка и на французском, и на английском изъясняется.

– Видать, тех, что поумнее, все-таки можно натаскать, – сказала первая. – Дрессируют же собак.

Хейзел было любопытно узнать про эту Матинну побольше. Она никогда еще не видела туземцев: интересно, они и правда были совсем другими, чем белые люди? Но девушка благоразумно промолчала. Она не будет сплетничать, задавать вопросы или как-то иначе рисковать своим новым положением. Все, что ей нужно, так это во что бы то ни было зацепиться в доме, отбыть свой срок и выйти на свободу.

За последующие несколько недель, проведенных в особняке губернатора, Хейзел совершенно привыкла к установленному порядку. Как только рассветало, сразу по приезде, она спешила в сарай за надворной кухней, чтобы набрать дров для очага. Разведя огонь, наполняла два больших черных чайника водой из стоящего на кухне бака и подвешивала их на железные крюки над языками пламени. Когда появлялась кухарка, Хейзел с еще одной горничной из числа заключенных проходили через главное задание и разводили огонь в столовой и гостиной, чтобы помещения прогрелись к тому времени, как сэр Джон с леди Джейн выйдут из своих покоев. Горничные подметали прихожую, парадное крыльцо и террасу и накрывали хозяевам стол к завтраку, а затем шли через внутренний двор на кухню, чтобы приготовить тосты и разложить шарики масла по малюсеньким тарелочкам. Пока Франклины завтракали, горничные отправлялись в их спальни и, опустившись на колени перед каминами, просеивали золу и чистили решетки, а потом открывали окна и проветривали перины, переворачивая и взбивая их. (Как же сильно отличались эти пышные матрасы от жестких холщовых гамаков в «Каскадах»!) Они смахивали пыль с картинных рам, мягкой мебели и заставленных книгами полок. Выносили хозяйские ночные вазы в нужник, располагавшийся за конюшней, где, опустошив их, ополаскивали колодезной водой.

Когда губернатор и его супруга заканчивали завтракать, Хейзел убирала со стола и уносила грязные тарелки на кухню, чтобы там вымыть их в каменной раковине; делала она это крайне осторожно, стараясь не отбить края изящных чайных чашек. Теперь можно было и самой позавтракать: томленой овсянкой с чаем, тостами и медом.

Затем она чистила подсвечники и оправляла фитили в лампах.

Постоянно ходила за водой. Дважды в день, опустившись на колени перед кухонным очагом, просеивала золу и чистила решетку.