Изгнанницы

Горничным из числа ссыльных сказали, что их услужение у Франклинов продлится вплоть до отплытия последних. Новый губернатор может и не прибегнуть к труду заключенных из «Каскадов». Для новоприбывших британских дворян зачастую оказывалось сюрпризом, что в их домах будут работать заключенные (причем все еще отбывающие свой срок), которые были осуждены по самым разным статьям, от бродяжничества до убийства. Но наем свободных поселенцев имел свои сложности. Для начала, им приходилось платить; да и в отличие от ссыльных если вольные вдруг решали оставить работу, то помешать им в этом было практически невозможно.

– Ссыльным дозволяется навещать только своих собственных детей, – сообщил смотритель приюта Хейзел, когда та справилась о Матинне. – Даже это считается привилегией.

– Но я была ее личной горничной в резиденции губернатора Франклина, – не сдавалась девушка, лишь немного отклоняясь от правды.

– Это не имеет значения.

– Я пообещала навестить Матинну. Убедиться, что с ней все хорошо.

– Немедленно прекрати препираться, если не хочешь, чтобы тебе запретили навещать и свою собственную дочь.

Хейзел предприняла последнюю попытку:

– Но губернатор с супругой велели мне приглядывать за Матинной.

– Это вряд ли. Кроме того, леди Франклин сама наведывалась сюда всего несколько дней назад, – отмахнулся от нее смотритель.

Хейзел оторопела.

– Наведывалась сюда? Зачем?

– Не сказала. Кто его знает, может… передумала, хотела забрать воспитанницу с собой. Как бы там ни было, девчонка настолько быстро скатилась в свое естественное дикарское состояние, что леди Франклин предпочла уехать, так и не повидав ее.

– Что значит «дикарское состояние»?

Смотритель, прищелкнув языком, покачал головой. И пояснил:

– Пытаться приобщать туземцев к цивилизации – большая ошибка. Франклины, понятное дело, руководствовались самыми благими намерениями, но в результате получили существо, которое сочетает в себе присущую своей расе агрессивность с неестественно ранним развитием. Не прошло и нескольких дней, как девчонка стала совершенно неуправляемой. Нам пришлось изолировать ее от всех остальных.

– Но ей всего одиннадцать. Неужели вам ее не жалко?

– Жалко, конечно, – пожал плечами смотритель, – но выбора-то у нас по-любому не было.

Несколько недель спустя, в очередное воскресенье, когда Хейзел вместе с группой ссыльных матерей ожидала у главных ворот «Каскадов», чтобы отправиться в приют, ее потянула в сторону надзирательница:

– Начальник тюрьмы хочет немедля видеть тебя.

– Но я собиралась навестить дочку.

Надзирательница не ответила; просто развернулась в сторону покоев коменданта. Хейзел замешкалась, но знала, что ослушаться никак нельзя.

Мистер Хатчинсон, сидевший за столом в своем кабинете, проговорил:

– Мисс Фергюсон, мы получили анонимное письмо, в котором утверждается, что вы не та, за кого себя выдаете.

Мозг лихорадочно метался в поисках догадки. Какое еще письмо? Что Хатчинсон имеет в виду?

– Сэр?

– Вы не являетесь матерью ребенка, которого называете своим.

У Хейзел перехватило дыхание.

– Но у вас же… у вас же есть метрическое свидетельство, – просипела она.

– Действительно, есть. Поэтому мы провели дознание. Заключенные и матросы, с которыми мы побеседовали, сказали, что за все время плавания вы не выказывали никаких признаков беременности. А вот заключенная, в компании которой вас часто видели, – он сдвинул очки на кончик носа и сверился с лежащим перед ним листом бумаги, – некая мисс Эванджелина Стоукс, напротив, должна была родить. И… где же это?.. – Хатчинсон пошарил по столу. – Ага, нашел. Свидетельство о смерти. По всему выходит, что ее убили. Было проведено расследование, и… да, вот и заключение. В совершении преступления был обвинен член команды, некий Дэниел Бак. Его арестовали прямо на борту «Медеи» и позднее приговорили к пожизненному тюремному заключению. Вы, мисс Фергюсон, давали показания в качестве свидетеля. – Он швырнул ей через стол протокол допроса. – Это ведь ваша фамилия?

Отпираться смысла не было. Хейзел кивнула.

– Надеюсь, вы говорили правду?

– Да, сэр. – Она опустила голову.

– Здесь указано, что вы присутствовали в каюте, когда мисс Стоукс родила, – он снова сверился с бумагой, – «здорового младенца женского пола». Стало быть, это ее ребенок, а не ваш? Так?

Бедная девушка не могла вымолвить ни слова. Молча стояла перед ним, вся дрожа.

– Ну так что, заключенная?

– Да, это дочь мисс Стоукс, – тихо проговорила она.

Комендант положил протокол на пачку бумаг.

– Доказательства неопровержимы. Вы предъявили права на чужого ребенка с целью получения определенных льгот и разрешения оставаться с младенцем вместо того, чтобы отправиться работать по распределению.

– Я пошла на это, чтобы спасти девочке жизнь.

– Скажите, заключенная: вы вскармливали этого ребенка своим молоком?

– Нет, сэр, но…

– Тогда вы никак не можете утверждать, что спасали девочке жизнь. Та женщина – или, как я полагаю, несколько женщин – которые были ее кормилицами, имеют на нее больше законных прав, чем вы.

– Но, сэр…

– Вы отвергаете предъявленные вам обвинения?

– Прошу, позвольте мне объясниться.