Изгнанницы

В портовый город хлынул поток свободных поселенцев, и количество пациентов у Данна увеличивалось с каждым днем. Для Хейзел стало в порядке вещей, приехав утром с доктором из «Каскадов», обнаружить толпу людей, терпеливо ожидающих его возвращения. Он находился в переписке с группой врачей из Мельбурна, объединявшихся в Ассоциацию лицензированных врачей, и активно интересовался новейшими достижениями медицины. Пошла молва о его новаторских методах.

Заинтересовавшись травами, которые выращивали Хейзел и Мэйв, Данн как-то отщипнул несколько стебельков, растер между пальцами и поднес к носу.

– Как вы их применяете? – спросил он.

Женщины рассказали ему, что пустырник, листья которого похожи на ладони старухи, унимает тревогу. Сироп из коры золотой акации смягчает кашель. Отвар из скорлупок орехов гикори успокаивает воспаленную кожу. Вдыхая измельченные листья кустарника эму[46], можно прочистить заложенный нос. Отвар из котовника помогает при крупе, а красная ольха приносит облегчение при крапивнице.

Хейзел видела, с какими усилиями доктор перебарывал собственный скептицизм. Было нелегко перешагнуть через то, что внушали ему много лет: ведь официальная медицина призывала не замечать мир природы, отмахиваться от рецептов знахарских снадобий, объявляя их простонародными суевериями.

Со временем они с Мэйв начали ассистировать ему в приемной. Данн просил их присматривать за беременными, а потом помогать при родах. Хейзел требовалось возвращаться в «Каскады» на закате, а вот Мэйв могла оставаться с женщинами на ночь. Вскоре обе они стали для доктора незаменимыми помощницами.

И вот наконец оно, долгожданное свидетельство об условно-досрочном освобождении. Через несколько месяцев после того, как Хейзел начала служить у Данна, тот написал официальное заявление, в котором ручался за нее и гарантировал оплачиваемую работу и проживание в своем доме.

– Условно-досрочное освобождение – это привилегия, а не право, – сказал комендант, перед тем как ее отпустить. – Если совершишь хоть какое-нибудь нарушение, снова вернешься в «Каскады». Понятно?

Да, разумеется, она все прекрасно понимала.

Читая вверх ногами лежащее на столе заявление доктора, Хейзел увидела, что Данн подписался своим настоящим именем. Хатчинсон либо не заметил этого, либо ему было все равно.

Надзирательница передала Хейзел маленький сверток с потрепанной одеждой, в которой она приехала сюда, и томик «Бури», принадлежавший Данну. Хейзел улыбнулась. Она поставит его на книжную полку, где ему и место, рядом с другими пьесами Шекспира.

Перед тем как уехать, Хейзел отправилась на поиски Олив. Та нашлась в компании Лизы, с которой играла в вист. Женщины сказали ей, что, несмотря на многократные заключения во двор для рецидивисток, они тоже вскоре смогут рассчитывать на условно-досрочное освобождение.

– Хатчинсон будет только рад избавится от таких смутьянок, как мы, – хмыкнула Лиза. – Все равно белье хреново выжимаем.

– Помнишь моего матросика? Грюнвальда? – спросила Олив.

Хейзел кивнула.

– Он открыл кабак в Бредалбейне. Зовет меня поработать за стойкой. Я ответила ему, что подумаю, но только если он возьмет и Лизу тоже – вести расходные книги. Он обещал поручиться за нас обеих.

– А он знает, что вы… – Хейзел наставила палец сначала на одну женщину, а потом на другую.

Олив широко улыбнулась своей щербатой улыбкой.

– Грюнвальд не будет против. Чем больше народу, тем веселей.

– В этот раз пенки снимать не буду. Без крайней необходимости, – хихикнув, вставила Лиза.

Олив поднялась на ноги и заключила Хейзел в крепкие объятия.

– Береги себя, – сказала она. – Ты такая красотка, куда лучше меня, а терпишь этого душного доктора. Но, видать, каждая борется за свое условно-досрочное как может.

Позднее, оказавшись в коляске с Данном, Хейзел не отрываясь смотрела на длинную высокую стену тюрьмы по левую руку, слышала грохот под ногами, когда они пересекали мостик через приток, чувствовала душок сточных вод. А потом все, конец – это страшное место осталось в прошлом. Она как будто видела этот мир заново: лохматые овцы в поле желтых цветов, серо-зеленые холмы вдалеке; синие бабочки порхают в зеленой траве; черно-белые сороки радостно стрекочут на деревьях. В глубине души девушка слегка боялась, что если вдруг обернется, то увидит, что за ней кто-то идет, чтобы снова вернуть заключенную в «Каскады» за какое-нибудь нарушение, настоящее или выдуманное.

Она так и не обернулась.

Вечером того дня, после того как девочка заснула, они с Данном, испытывая некоторую неловкость, стояли рядом в коридоре. Хейзел постелила себе в комнате Руби. Спальня доктора была дальше по коридору.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил он, прислонясь к дверному косяку.

– Ничего, спасибо. – Она вдруг осознала, каким мускулистым было его предплечье под рукавом хрустящей хлопковой рубашки. Какими жесткими были волоски его коротко стриженной бороды. От Данна исходил возбуждающий запах – смесь пота и щелочного мыла. Хейзел услышала стук собственного, внезапно зачастившего в груди сердца.