Изгой

Гилберт стоял в дверях, прекрасно зная, что за спиной у «роллс-ройса» ждет Престон.

– Поехали!

Они вышли из дома. Дики захлопнул за собой дверь.

– Престон, не волнуйся. Встретишь в пять пятнадцать, хорошо? – Они сели в «форд зодиак», и Гилберт поехал на вокзал.

– Льюис вернулся.

– Вот как. – Дики выжидал.

– Вчера вечером. Хочет начать все сначала.

– Ты говорил с бухгалтерией об отчете?

– Макерет будет сегодня. Слушай, ты мог бы что-нибудь для него подыскать?

– Для Льюиса?

– Я же говорю, он очень хочет доказать, что изменился.

– Значит, система работает? – хмыкнул Дики.

Гилберта взбесил его беззаботный тон и сарказм. Конечно, это не у Дики сын сидел в тюрьме.

– В общем, он хочет оставить прошлое позади, – ровным голосом сказал Гилберт.

– Ну, не так уж просто сразу устроиться.

– Я думал, может, найдется какая-то черная работа. Для начала. – Это «для начала» его выдало, но он знал, что так случится.

– Мортимер говорит, за первый квартал его отдел превысил ожидаемую прибыль на полпроцента.

– Да. Мне кажется, работа пойдет ему на пользу.

– Льюису?

– Да, Льюису!

– Старик, я ничего не обещаю – сам понимаешь, случай непростой. Мне нужно подумать. Ладно?

– Ладно. – Гилберт повернул к вокзалу. – Спасибо.

Когда Гилберт ушел на работу, Элис вернулась к себе в комнату, а Льюис сел завтракать.

Накануне все пошло наперекосяк. Он приехал домой в надежде на новую жизнь, однако, когда отец повел его в церковь, Льюис словно встретился с собой прежним. Он ожидал, что ему будет уютно в собственной постели, а вместо того проснулся от ночного кошмара и не смог уснуть.

Вопреки ожиданиям, вечер как будто вернул его в прошлое, что окончательно выбило почву из-под ног. Льюис встал и, оглядевшись, вытер потеющие ладони о брюки.

Все могло быть иначе. Дорого бы он дал, чтобы не позволить прошлому одержать над собой верх. В памяти возник ночной кошмар и то чувство, когда вода смыкается над головой. А еще после пробуждения заныли старые шрамы на руке.

В тюрьме он не резал себя: как-то было не до этого. Разве что изредка видел невнятные сны, где нездоровое пристрастие к бритве выглядело по-детски глупым и не стоящим внимания.

В доме было жарко и душно. Льюис открыл стеклянные двери в гостиной и шагнул на траву, усеянную каплями росы.

Сад был залит солнечным светом, пели птицы, и свежий ветер ласкал лицо. Впервые после возвращения Льюис ощутил себя свободным. Воспоминания о вчерашнем вечере стали угасать.

Вокруг было утро, солнце и жизнь – и эта жизнь ждала его.

Драться больше нет нужды; он полон жизни, и еще не поздно все исправить. Молодость и свобода непобедимы, и в залитом солнцем саду Льюис поверил в себя.

Впрочем, вера верой, а человеку нужно занятие. Утро вселило надежду, однако прямо сейчас в распоряжении Льюиса были только дом, сад и лес. Он решил остаться в саду – набрал книг из давно заброшенных книжных шкафов, прихватил сигарет и, устроившись на теплой траве, принялся вкушать свободу.

Обедал он вместе с Элис. Льюиса все еще распирало от радости, и он боялся заговорить, чтобы не ляпнуть в своей эйфории что-нибудь несуразное. Он старался проявлять дружелюбие к Элис, но когда она решилась посмотреть на него, от нее повеяло таким испугом, что сразу захотелось сбежать подальше. Льюису передалась ее нервозность, и после обеда они поспешили разойтись по разным комнатам.

Льюис снова вышел в сад, где теперь стало сухо и жарко и летали мелкие мошки.

Под стрекот сверчков он прогулялся к теннисному корту, нашел старую ракетку и мяч и принялся играть со стенкой. Мяч отскакивал плохо, да и ракетка была почти поломана, так что бить приходилось изо всех сил. Увлекшись, он выплюнул сигарету и с наслаждением размахивал ракеткой, пока не вспотел – одновременно труд и удовольствие. Ритмичный стук мяча завораживал, но тут раздался посторонний шелест, и Льюис прекратил игру. Звук повторился.

За кортом росли кусты рододендронов, которые простирались до края сада, где начинался лес. Звук шел оттуда. Вглядевшись, Льюис заметил, где движутся ветки.

– Я тебя вижу.

Из кустов вышла Кит. В волосах летняя пыль и веточки. А еще очень короткая стрижка, такая короткая, что сначала Льюис принял ее за мальчика, пока не увидел платье.

– Кит?

– Привет.

Она была такая смешная. Красивое дитя, хотя Кит никогда не была красивой.

– Ты себе все волосы состригла.

Льюис не удержался, чтобы не сказать. Стрижка преобразила ее: большие глаза, беззащитная шея.

Кит поморщилась от смущения.

– Что делаешь?

Она встревоженно смотрела на него, щурясь на ярком солнце.

– Ничего. Слышала, что ты вернулся.

Он пожал плечами.

– Я вернулся.

– Как дела?

Он неопределенно махнул рукой, будто говоря: «как видишь». Кит снова прищурилась и встала на одну ногу. Все-таки она осталась прежней.

– Если будешь шпионить, тебя арестуют, – не удержавшись, поддразнил ее Льюис.

Кит сердито посмотрела на него и стала отступать в кусты.

У Льюиса и в мыслях не было прогонять девочку, но она так забавно пятилась, что он рассмеялся. Кит скорчила гримасу и споткнулась. Вскоре она скрылась в кустах и, судя по звуку, убежала прочь.