Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Важное место в апокрифе занимают рассказы, с одной стороны — о мгновенном наказании мальчиком-Иисусом всех, кто Ему противодействовал, а с другой — о Его помощи раненым и погибшим. Подобные рассказы отражали народную жажду чудесных спасений и наказаний не в отдаленном будущем, а немедленно, не во время Страшного суда, а в повседневной жизни. Иисус наказал мальчика, который разбрызгал воду из лужицы, где Он играл (мальчик высох); другой мальчик, толкнувший Иисуса, умер; ослепли люди, которые жаловались на Него Иосифу; учитель, осмелившийся поднять на Иисуса руку, упал замертво… Жестокость Иисуса не соответствовала образу Его в новозаветных Евангелиях, где было сказано, что «…Сын Человеческий пришел не погублять души человеческие, но спасать» (Лк. 9: 53–56); в «Истории детства» Фомы нет ни следа идей Нагорной проповеди[110]. Гонимые христианские низы мечтали о возмездии — и рассказы о наказаниях, какой бы скрытый смысл в них ни вкладывали рассказчики и редакторы, компенсировали для них унижения и преследования в языческом мире. Но маленький Иисус творил и добрые дела: Он исцелил соседа, поранившего себя топором, и брата Иакова, укушенного змеей. Когда другой учитель признал Иисуса исполненным благости и мудрости, мальчик сказал, что ради него будет воскрешен и тот, другой учитель. Таким образом, сначала устрашив читателя, автор показывает возможность милости — но только для уверовавших в Него. При этом за каждым деянием Иисуса, будь то возмездие или исцеление — скрывается высшая цель, недоступная для понимания простого смертного: чудеса должны открыть путь к высшей истине. Согласно Евангелию детства, Иисус, будучи ребенком, обладал скрытым, подлинным знанием. В этом отношении характерен эпизод с учителем, который стал обучать его греческому алфавиту: когда учитель показал ему все буквы от альфы до омеги[111] и просил повторить, мальчик сказал: «как ты, который не знаешь, что такое альфа, можешь учить других, что такое бета» (вторая буква алфавита). И Он стал объяснять строение буквы альфа, какие она имеет линии и в середине черту, линии сходятся и расходятся, три знака того же самого свойства, зависимые и поддерживающие друг друга… (VI). Ириней знал о существовании преданий о детстве Иисуса, а может быть, и какого-то варианта текста этого евангелия, но считал его «поддельным»: он передает ту же историю с учителем: «…будто Господь, в отрочестве учась грамоте, когда учитель по обыкновению сказал ему: скажи „альфа“, Он отвечал „альфа“, а затем, когда учитель велел Ему сказать „бета“, Господь отвечал: ты сначала скажи Мне, что такое альфа, и я скажу тебе, что такое бета. И это объясняют так, что Он один лишь знает неведомое, на которое указал в образе альфы» (I, 20: 1). Для Иринея за этим эпизодом скрывались авторы-гностики, которые увлекались толкованием мистического смысла цифр и геометрических фигур.

Гностическое влияние более всего сказывается в краткой версии Евангелия детства и в сирийском его варианте, которое, по существу, является не переводом, а самостоятельным сочинением «на тему». История детства уже не была непосредственно привязана к каноническому тексту, идеи которого автор этой версии, может быть, и не вполне разделял. В краткой версии подчеркнуто, что мальчик Иисус обладал особым знанием о прошлом и будущем, в том числе и о сроках человеческой жизни, о чем Он говорит Иосифу и учителю (в этом можно увидеть скрытый намек на предопределенность существования каждого человека, чего нет в Новом Завете). В сирийской версии гностические идеи выражены с еще большей ясностью, в ней видны идеи докетов, считавших человеческий облик Иисуса лишь кажущимся. На это указывают слова Иисуса Иосифу о том, что Он — вне окружающих людей и что когда он вознесется, то отбросит человеческую природу: «Ибо Я вне вас, хотя и живу среди вас. Чести в телесности нет у Меня. Ты существуешь по Закону и Закону ты повинуешься. Я же уже был, когда ты родился. Ты думаешь, что ты Мой отец. Ты должен познать от Меня учение, какого другой не знает и не может познать… Ибо когда Я вознесусь, Я отброшу ту часть, которая у меня есть от Вашего рода». Евангелия детства представляли собой смесь народных преданий и верований с вульгаризованным учением гностиков об истинном знании. Маленький Иисус предстает там грозным божеством; Он снова вносит в сердца людей страх и неуверенность, от чего хотели освободить их и проповедь Иисуса из Назарета, и автор Евангелия Истины.

Глава 10 НАРОДНОЕ ХРИСТИАНСТВО II–III ВЕКОВ