Изюмка

Видеть пострадавшего из-за него Леву Изюмке хотелось и не хотелось одновременно. Хотелось убедиться, что с ним ничего не случилось, что он не очень сердится… и в то же время идти к нему снова, после того, как первая встреча и первый разговор с Изюмкой не принесли Леве ничего, кроме неприятностей… Изюмка снова вспомнил левино лицо в тот момент, когда он вступился за него…

«Какой же он красивый! – восхищенно подумал Изюмка и слезы обиды в его глазах превратились в слезы восторга. – И добрый! Пойду к нему!»

Лева сидел за столом, положив голову на руки, и рассматривал вазочки с фруктами, нарисованные на потрескавшейся, изрезанной ножом клеенке. – «Это опять я! – сказал Изюмка, останавливаюсь на пороге. – Я кошелек принес. И деньги. Возьмите, пожалуйста.» – «Давай! – Лева высыпал деньги на клеенку, засунул в карман пустой кошелек. – Забирай!» – он кивнул на рассыпавшиеся бумажки и монетки. – «Нет! – испуганно возразил Изюмка и, сделав шаг назад, оказался в коридоре. – Я не хочу! – сказал он оттуда. – Здесь сколько мне надо нет, и девочка ушла. А так – я не хочу! Возьмите пожалуйста! Лева!» – «Иди сюда! – повелительно сказал Лева. Изюмка снова вошел в комнату, остановился у стола. Лева окинул деньги оценивающим взглядом. – Здесь много. Рублей 40–50. Забери. Я дам тебе сколько не хватает. Потом вернешь… когда-нибудь…» – «Нет, нет, нет!» – вскрикнул Изюмка, подавляя в себе желание затопать ногами.

«Нет, так нет. Успокойся! – жестом остановил его Лева. – Тогда я их… я их в фонд реконструкции Зоопарка отдам. Чтоб зверям жилось лучше. Согласен?» – «Да, да, – быстро кивнул Изюмка и спросил, опустив глаза. – Лева, вы очень сердитесь на меня?»

– «Нет, я совсем на тебя не сержусь. Запомни: мне не за что на тебя сердиться, потому что ты ни в чем ни виноват.» – четко и раздельно сказал Лева. – «А кто же тогда виноват? – удивился Изюмка. – Не вы же. И не Звездочка…» – «Понимаешь, мальчик, – медленно сказал Лева и хрустнул длинными пальцами. – Есть в мире какой-то подлый закон, или правило, или еще не знаю что… Оно всегда действует: в любые времена, при любых режимах… У одних людей все получается, складывается, развивается, а у других – ничего нет, пустота и сумерки. Неприспособленные, невезучие, неудачники – называй как хочешь… просто люди… Так вот, первые могли бы помочь вторым, но вот тут-то и вылезает это самое правило. Первые вторых сторонятся. Сочувствовать могут, речи говорить, книги писать, милостыню подавать, но – сторонятся. Словно бы боятся заразиться. Словно эта невезучесть – заразная. И получается замкнутый крут, потому что те не хотят, а эти сами себя вытащить не могут… Понимаешь меня, мальчик?» – «Нет, – честно ответил Изюмка. – Совсем не понимаю.» – «Я тоже не понимаю, – вздохнул Лева. – Знать бы, кто все это устроил. Я бы его…» – бархатные глаза Левы хищно блеснули. – А Изюмка подумал, что устроить что-нибудь, касающееся всех людей, да еще во все времена мог бы, наверное, только бог, если бы он существовал. И на мгновение Изюмка даже посочувствовал этому гипотетическому богу, потому что если уж Лева до него доберется…

«А знаете чего, Лева, – осторожно сказал Изюмка. – Я думаю, что все люди хорошие. А про которых думают, что они плохие, так они все равно хорошие. Только никто об этом не знает. И они сами тоже.» – «Так и я про то же, – улыбнулся Лева. – Кто-то же должен сказать человеку, что он хороший.» – «Да, – согласился Изюмка. – Я всегда говорю. Вот вы, например, Лева, очень хороший. И добрый, и красивый.» – «Ну-у… Ты молодец! – Лева слегка покраснел, но справился с охватившим его смущением. – Люди, значит, хорошие… И не боишься, что сломают тебя?» – «Почему сломают? – удивился Изюмка. – За что? Не боюсь!» – «Ишь ты! – усмехнулся Лева. – Здорово! Ну поглядим! Ты ведь уже похож на человека. Ты уже почти совсем человек. И сдаваться ты, кажется, просто не умеешь. Давай. Может быть, ты и прорвешься…»

На углу двух улиц стояла фанерная будочка. На двери ее на одном гвозде висело порыжевшее с углов жестяное объявление: «Починяю обувь. Делаю подковки. С 12 до 20. На ночь не оставлять.»

Весь день в будке сидел смуглый человек в фартуке и неторопливо постукивал молоточком по какому-нибудь каблуку. Иногда, когда работы не было, он стоял в дверях своей будки, как в раме, и разглядывал прохожих продолговатыми, блестящими как свежая вакса глазами. Под большим горбатым носом топорщились маленькие черные усики, похожие на приклеенный кусочек сапожной щетки.

Изюмка хорошо знал человека в будке, хотя никогда не разговаривал с ним. Часто, идя из школы, он останавливайся поодаль и разглядывал разноцветные связки шнурков, стельки – от маленьких до огромных, похожие на следы великана, ящички с маленькими блестящими гвоздями и баночки с разноцветными кремами. Работа сапожника казалась Изюмке красивой и интересной.