К двадцатипятилетию первого съезда партии

безжалостно высасываютъ изъ рабочихъ соки, которые своими машинами калѣчатъ и отправляютъ на тотъ свѣтъ ежедневно тысячи рабочихъ, которые при малѣйшемъ требованiи съ нашей стороны зовутъ войско, полицiю, хлопочутъ объ арестѣ и высылкѣ безпокойныхъ рабочихъ, которые рука объ руку съ жандармами наполняютъ фабрики шпiонами и выслѣживаютъ насъ какъ воровъ! Это они то наши исконные, непримиримые враги стали заботиться о нашемъ счастьи! Или чиновники, которые смотрятъ на весь рабочiй народъ, какъ на низшее племя людей, которое достойно лишь кнута и ежевых рукавицъ? Или министры — и особенно министръ финансовъ г. Витте. Мы уже знаемъ какие благодѣтельныя предписанiя давалъ онъ фабричнымъ инспекторамъ, какъ онъ училъ ихъ защищать фабрикантовъ отъ рабочихъ. Не онъ ли во время лѣтней петербургской стачки запретилъ фабрикантамъ дѣлать какiя бы то ни было уступки рабочимъ, обѣщая выплатить убытки изъ казны[143]. А государь императоръ! Вѣдь это онъ объявилъ въ 1895 году свое царское спасибо солдатамъ, стрѣлявшимъ въ рабочихъ во время стачки въ Ярославле, когда были убиты 1 рабочiй, 1 женщина и 1 ребенокъ и когда 18 рабочихъ было ранено.

Неужели же всѣ эти господа, принесшiе столько зла рабочимъ, способны сдѣлать какое-нибудь благодѣянiе рабочимъ? Нѣтъ, такое благодѣянiе можетъ быть только вынужденнымъ. Очевидно, какая-то сила заставила ихъ смѣнить внезапно свой гнѣвъ на милость и отъ преслѣдованiй и крутыхъ мѣръ, перейти вдругъ къ изданнiю благодѣтельныхъ законовъ.

И читатель, конечно, понимаетъ какая это сила. Это все тотъ же страхъ передъ русскимъ рабочимъ движенiемъ, о котогомъ мы говорили въ началѣ, все та же боязнь, что при помощи штыковъ и тюремъ не только не остановишь рабочаго движенiя, но, пожалуй, еще усилишь его, прививъ рабочимъ мысль о политической свободѣ. Особенно испугали правительство двѣ послѣднiя петербургскiя стачки (въ iюнѣ 1896 года и въ январѣ 1897 г.). Никогда еще въ России не было такихъ громадныхъ стачекъ: въ первой стачкѣ уча-

[311]

ствовало 300 тысячъ чел. Но что особенно важно, — никогда еще рабочiе не вели себя такъ умѣло, не проявляли столько стойкости, единодушiя и смѣлости. Фабричной инспекцiи и полицiи приходилось не разъ слышать такте ответы со стороны рабочихъ, которые показывали, что рабочiе уже давно перестали видѣть все зло только въ своихъ хозяевахъ, что многiе изъ нихъ уже ясно представляютъ ceбѣ всѣ бѣдствiя, которыя причиняютъ рабочимъ правительство — однимъ словомъ, что въ средѣ рабочихъ распространяется враждебное отношенie къ правительству и зрѣетъ готовность вступить съ нимъ въ борьбу.

Но вотъ первая стачка прекратилась. Частью аресты, высылки и всякаго рода насилiя, частью голодъ и лишенiя, связанныя съ безработицей, частью обѣщанiя, данныя правительствомъ заставили рабочихъ взяться снова за работу. Правительство хотя и вздохнуло свободно, но все-таки поняло, что нужно сдѣлать уступку рабочимъ, чтобы не вызвать снова такой страшной стачки. Такъ какъ главное требованiе рабочихъ было сокращенiе рабочаго дня, то правительство и стало разбирать вопросъ о подобномъ сокращенiи. Но тяжело дѣлать уступки своимъ врагамъ. Вяло и неохотно взялось правительство за этотъ вопросъ. То одного, то другого фабриканта приглашали въ министерство для совѣщанiя о томъ, насколько можно сократить рабочiй день, безъ за-мѣтнаго ущерба для фабрикантовъ. Но отъ этих совѣщанiй дѣло мало подвигалось впередъ. Петербургскимъ рабочимъ надоѣло ждать. 2 января 1897 г. вспыхнула новая стачка, въ которой приняло участiе 18.000 человѣкь. Опять главное требованiе рабочихъ было сокращенiе рабочаго дня до 10½ час. Тутъ правительство испугалось уже не на шутку. Какъ, въ Петербургѣ, въ сердцѣ Россiи, подъ самымъ носомъ у царя, въ городѣ, гдѣ на каждаго жителя приходится по шпiону и по десятку штыковъ — въ Петербургѣ рабочiй классъ настолько возбужденъ и настолько сознателенъ, что можетъ устраивать одну стачку за другой, несмотря ни на какiя преслѣдованiя! Кто поручится, что все рабочее населенiе Петербурга не возстанетъ въ одинъ прекрасный день и не потребуетъ себѣ политическихъ правъ — свободы союзовъ, собранiй, свободы слова, участiя въ управленiи государствомъ? Кто поручится, что рабочее населенiе другихъ городовъ Рос-

[312]