К островам Индийского океана

— О-ля-ля! — раздается звонкий мужской голос. С бесчисленными интонациями повторяя этот возглас, появившись невесть откуда, молодой человек в пестром, обернутом вокруг бедер парео начинает метеором носиться по веранде. Щекочет подбородок Нанни, и она звонко смеется, откидывая назад черную, будто отлакированную головенку, молниеносно наливает в стакан шипящий сок, хлопает по плечу Ги, подталкивает плечом Роже, что-то говорит, хохочет, показывая белые прекрасные зубы, многозначительно делает круговые движения рукой вокруг своего лица, затем оборачивается в сторону, куда скрылась Ханта, и вновь крутит ладонью вокруг лица, подняв вверх большой палец.

Стою, оглушенный и растерянный вихрем улыбок, звуков и жестов. Умудренная опытом общения с островитянами, Плахова безошибочно расшифровывает ситуацию:

— Он хвалит портреты Роже и Ги, хвалит портрет Ханты, которую встретил по дороге, а главное — он желает, чтобы ты нарисовал его!

Времени остается не так уж много, но есть что-то завораживающее, цыгански бесшабашное в распахнутых глазах, твердом очерке скул, крепком мальчишеском подбородке. Лицо несколько грубоватое, но юное и прекрасное своей труднопостижимой сменой настроений.

Мой новый, необычный, богом данный добровольный натурщик весь открыт, радость жизни и энергия рвутся наружу. И я работаю, не видя ничего, кроме этого лица: дрожит на губах улыбка, глаза подолгу не могут задержаться на одном предмете. Парус, скользнувший в океане, тень птицы, даже пробравшийся на веранду нахальный цыпленок, что норовит клюнуть раскрытую сумку, — все, как зеркало, отражает этот взгляд.

Будто заглядываешь в душу человека, каждый раз волнуясь, как новичок: удастся ли? Не внешнее сходство — к этому обязывает простой профессионализм, а «разгадывание» модели, сущности ее, выражение моего лично к ней отношения.

Есть лица, легко поддающиеся прочтению, они, как визитная карточка, рассказывают о себе, остается лишь закрепить этот рассказ на бумаге. А иногда бьешься, словно стучишься в наглухо закрытую дверь; видишь рисунок губ, но они молчат, взгляд, но он ускользает, позу, но она искусственна. Однако самое сложное для художника, когда приходится вступать в «единоборство» с моделью. Вроде бы человек позирует охотно, старательно, но хочет казаться глубже, придавая лицу значительность или надевая маску отрешенности. Подобное происходит неумышленно — ведь каждый из нас инстинктивно стремится выглядеть лучше, чем есть на самом деле.

Наконец наступает момент, когда работа окончена или прервана и модель видит свое изображение. Это одно из самых острых мгновений, ибо своей реакцией человек невольно подсказывает художнику, есть ли «попадание». Даже самые сдержанные не могут удержаться если не от слов, то от соответствующего жеста или мимики.

В альбоме уже возникло выразительное лицо под копной темных мягких волос, с короткой полоской усиков над приподнятой верхней губой. И я не ошибаюсь, уловив артистизм в моем натурщике. Он, оказывается, не только сотрудник станции, но и популярный местный поэт и артист.

Вечером на «Курчатове» прощальная дружеская встреча — приглашены работники станции с женами. Предстоит еще одна, последняя встреча с этими гостеприимными людьми.

Плахова

Под реплики «О-ля-ля!», сопровождаемые лучезарными улыбками, Алексеев работает над портретом молодого красивого мальгаша. Лалау ушла в дом — кормит Ирину и Нанни. Ханта скрылась с рисунком. Моя работа тоже близится к концу — пейзаж, увенчанный сказочным деревом, густо осыпанным золотисто-желтыми, похожими на маленькие подсолнухи цветами. Плавно изогнутые его ветви крышей укрывают самый прозаический курятник, сооруженный из бамбуковых стволов и раскрепленный по углам вместо грузил тридакнами. Блестки соцветий фонариками вспыхивают в тени, стойкий парфюмерный аромат обволакивает все вокруг.

Ги ловко взбирается на дерево и приносит мне ветку с нежными цветами, они покрывают ее так густо, что почти не видно листьев. От растертых в пальцах лепестков исходит волна дурмана, маленькое солнце лежит на ладони с шестью лепестками-лучиками.

— Это иланг-иланг. Единственное на земле дерево, которому человек поставил памятник! Именно ему обязаны своей славой французские духи. Ствол его на высоте двухтрех с половиной метров безжалостно обрубают, а ветки пригибают к земле. Через месяц их освободят от держащих пут, но дереву уже никогда не подняться до предназначенной ему природой высоты.

— А какую высоту предназначила ему природа?

— Около десяти-одиннадцати метров. Вы знаете, каков годовой урожай? С одного дерева иланг-иланг собирают до двадцати килограммов цветов. Очень важно определить время его цветения, сборщики должны работать обязательно на рассвете, когда лепестки доверчиво раскроются навстречу восходящему солнцу. Эти удивительные цветы можно собирать, лишь когда они приобретут сочный желтый цвет с ярко-красным пятнышком внутри бутона.

— А почему надо искривлять ветки?