К островам Индийского океана

— Тогда сок приливает к цветоносным побегам. Это редкое эфиромасличное дерево, во всем мире его плантации есть лишь на Коморских островах и здесь, у нас, на островах Нуси-Бе и Нуси-Бураха. Это самое изысканное сырье, придающее стойкость и аромат французским духам.

Дикорастущих иланг-иланг почти не осталось в природе.

— Но у этого дерева крона не срезана?

— Нет, но это исключение. Вы обратили внимание на множество искусственных насаждений в парке? Помимо декоративного назначения они являются предметом исследования как возможный источник новых фармакологических средств.

Считают, что современная парфюмерия располагает более чем пятью тысячами душимых веществ, из которых природные не составляют и четырехсот, остальные созданы человеком в результате синтеза. Когда-то римляне и греки придумали легендарный остров Панхайю, поместив в Аравийское море источник самых тонких благовоний на Земле. Индия славилась корицей, Китай — камфарой, Малабарский берег — сандалом, Ливан — кедрами.

В конце XIX века химия «догнала» парфюмерию, получив искусственные вещества с запахами, подобными природным. Ароматы стали популярными — история сохранила сведения о целой категории различий запахов «по рангам»: существовали специальные духи для простолюдинов и королей, швей и модисток, дам полусвета, которым, кстати сказать, предназначался запах мускуса. История утверждает, что и Наполеона не миновало общее пристрастие: сосуды с благовониями сопровождали его в походах, особой благосклонностью императора пользовались флаконы пахучей «кёльнской воды».

Стою под душистой тенью иланг-иланга, с веранды раздается тихий говорок Лалау, смех детей, скрип карандаша по бумаге. Какой разительный контраст характеров и темпераментов: сдержанность и немногословность Ги и Роже рядом с буйно рвущимися наружу эмоциями позирующего красавца юноши.

Время есть, и я отправляюсь побродить по острову, покинув территорию станции. За сеткой-оградой начинается иной, отличный от ухоженного парка мир.

По щиколотку проваливаюсь в мягкий мох, сырые, сгнившие травы. В зелени — развалины каменных строений, заколдованное царство лиан, крупных, похожих на орхидеи бледных цветов. Будто и не ступала здесь никогда нога человека, из глубоких канав выпирают серые могучие корни, сплетаются и снова скрываются в почве. Почти темно, лишь солнечные блики светлой чешуей рассыпались по земле.

Заросшая, еле заметная тропинка, вволю попетляв в чаще, вскоре выводит к небольшому поселку. Похрустывают скорлупки ахатин, владелицы которых давно составили обед или ужин африканской семьи. Деревенька окружена ветхими мостиками на сваях: в часы прилива по многочисленным протокам сюда проникает вода.

Пристраиваюсь возле крайней хибарки, занимаюсь своим нехитрым делом — рисую. Две немолодые женщины толкут зерно в похожем на барабан высоком деревянном сосуде, ритмично поднимая длинные пестики-палки. От тлеющего очага течет в сторону розовый горьковатый дымок, в закопченном горшке варятся моллюски. Африканцы считают их питательными и вкусными, и океан аккуратно, два раза в сутки, открывает кладовую, обнажив рифы. Моллюсков сушат и вялят впрок, до тысячи трехсот их видов насчитывают прибрежные воды Мадагаскара.

Срок увольнения истекает. Роже вручает нам свежие кокосовые орехи. Они не желают вмещаться в сумку, предназначенную для менее габаритной поклажи, и Лалау приносит большую сетку, сплетенную из волокон рафии.

Но прежде чем навсегда покинуть этот дом, Алексеев, аккуратно прикрыв за собой калитку, выходит на дорожку и старательно, как цапля, вышагивает к океану и обратно…

— Сколько? — спрашиваю его, ибо не составляет труда разгадать этот маневр.

— Семь! — слышу удовлетворенный ответ. — Ровно семь шагов до океана.

Общепринятое представление о малолитражке как о небольшой машине ошибочно: едем к причалу, вмещаясь в нее… ввосьмером. Миниатюрная Лалау и хрупкая Ханта прижались друг к другу на переднем сиденье. Нанни на материнских руках, нас двое и Роже позади, а Ирина… такого еще не приходилось видеть: маленькая смуглянка привычно сворачивается калачиком на коленях у Ги в кольце темных отцовских рук, твердо лежащих на руле. Малость осев, юркая машинка бодро устремляется в обратный путь, кружа по дороге, что, как пес в известной поговорке, «так и стремится поймать собственный хвост». Мелькают дома деревеньки, пальмовые рощи, под колесами клавишами поднимаются и опадают танцующие мостки из положенных поперек бамбуковых стволов.

Над заболоченной землей высятся мангры. Распластались ветки с глянцевитыми, облепленными илом листочками, из-под них тянется зеленая поросль молодых мангрят.

Столпившись в черте прилива, мангры ухитряются сбрасывать своих «детей» с уже готовыми, проросшими на материнской ветке корнями. Какой отлаженный механизм своевременно сообщает растениям о часах прилива и отлива? Перехитрив океан, малыши-мангрята успевают укорениться в почве до возвращения воды. Воздушные корни-подпорки стоят преградой на пути прилива, укрепляя грунт.