Не зря считают, что капризы мадагаскарской погоды в любой момент могут превратить в испытание приятную морскую прогулку. Даже на плоских самоходных паромах, что регулярно утюжат залив, курсируя между островами, находиться в море в подобную погоду — небезопасное занятие.
В каюте извлекаем из сумки пакет с ничуть не пострадавшей веткой иланг-иланг. Тонкий, пряный аромат наполняет наше небольшое жилище.
Уж и не помню, где и когда довелось прочитать о североамериканских индейцах, что с помощью запахов… «фотографируют воспоминания», привязывая к поясам герметически закупоренные коробочки с сильно пахнущими веществами. Если спустя годы владелец запахов вдыхает какой-либо аромат из своих «запасов», запах восстанавливает в памяти пережитое.
«Иланг-иланг» — название звонкое, как две капельки воды, дурманяще близкое дыхание Мадагаскара.
Сюрприз по-малагасийски.
Уходим с Нуси-Бе
Через пару часов на корабль прибывают гости. Гроза, отбушевав, ушла за горизонт, крупные промытые звезды висят на бархате неба, мерцают лучистым светом ярче огоньков Эльвиля.
На борт поднимаются сотрудники станции, нарядные, торжественные, шорты сменены на европейский костюм. Знакомятся с лабораториями, беседуют с учеными, а затем отправляются в кают-компанию, где их с почетом усаживают за капитанский стол.
Бархатным голосом спикер приглашает всех членов экспедиции прибыть на вечер-встречу с малагасийцами. Предстоит небольшой концерт, который экспромтом обещают устроить гости. В программе песни и танцы.
— Я знаю, кто будет петь, — сообщает Плахова, приводя себя в парадный вид, — твой натурщик, веселый паренек.
Не знаю, как это удается, но предсказания ее всегда сбываются. В числе последних прибываем к месту сбора, зал полон. Уже поет, сопровождая песню оживленной мимикой, наш мальгаш своим приятным, чуть глуховатым голосом. Привычно аккомпанирует себе на гитаре, подсвистывает в такт мелодии. «Если африканцы все рождаются танцорами, то малагасийцы — певцами и поэтами».
Переводчиков предостаточно, одна за другой льются сочиненные самим автором песни… О немом юноше, юноше, который был несчастен оттого, что не мог произнести имени своей любимой… О птице, поющей на рассвете… О человеке, оплакивающем любимую женщину… Песню о разлуке…
Напряженно лицо юноши. Упрямо нахмурены широкие брови, сосредоточен взгляд. Небрежно взлохмаченные смоляные кудри падают на лоб.
Одна мелодия сменяет другую, каждая — импровизация.
Я успел переодеться в светлый, даже отглаженный костюм, жена моя высохла, из всклокоченных ветром волос соорудила прическу, сменила затертые брюки на нормальное платье — словом, выглядим вполне прилично. Именно этим обстоятельством можно объяснить, что гости, с которыми мы расстались на причале всего несколько часов назад, не узнают нас среди собравшихся.
Певец умолкает, делает долгую паузу и вопросительным взглядом обводит присутствующих, будто кого-то ищет. Оказывается, сейчас он будет петь песню, которую посвящает… Марии, это и есть заготовленый нам сюрприз.
Имя «Мария» усваивается всеми без перевода, взгляды обращаются к польщенной Плаховой. Мальгаш наконец-то узнает ее среди публики и радостно кивает, сияя лицом и глазами.
И в кают-компании «Курчатова» звучит протяжная, с повторами песня о том, как Мария и Борис были на прекрасном берегу Нуси-Бе. Предположение, что услышанные песни — плод импровизации, превращается в уверенность. Итак, они были на прекрасном берегу, но потом Мария скрылась (наверное, наблюдательный мой натурщик имеет в виду ее таинственное исчезновение, когда, стараясь не привлекать внимания, отправилась она окунуться в воды Индийского океана). И Борис стал искать Марию (или наоборот), а потом благополучно нашел ее (или она его)… Теперь Мария вернулась на свой белый корабль (а куда же ей еще деться!..).
Этот трогательный несложный сюжет встречает горячее одобрение публики, щедро награждающей исполнителя рукоплесканиями. Очевидно считая меня обойденным музой, певец пытается восстановить справедливость и втолковать аудитории, как хорошо Борис сделал его портрет. Крепкая коричневая рука очерчивает круги вокруг оживленного лица, завершая их жестом — поднятым большим пальцем как оценкой творческих возможностей художника.
Неутомимый юноша поет более часа, переходя от меланхоличных песенок к задорным ритмам с гортанными выкриками. Очень выразительна песенка «О маленьком хулигане», которого все награждали тумаками и подзатыльниками, а «он просто был веселый мальчишка и очень любил людей».