К островам Индийского океана

Когда энергия и запал певца идут на убыль, организуется общий хор. Гости поют протяжную малагасийскую песню, курчатовцы невпопад и не очень дружно тянут припев. Лалау и Ханта танцуют, выйдя на небольшое свободное пространство между столиками, к ним присоединяется нарядная мадам Раулисон в модном вечернем туалете, в котором ей неизвестно как удалось добраться на катере.

Но вот беда: на ногах у женщин европейские босоножки, именуемые «платформами». Толстая, неудобная подошва сковывает движения маленьких ног, отнимая у танца природное изящество, лишь руки пластично вспархивают над головами.

Долго длятся танцы между привинченными к палубе столами и диванами.

Затихло стрекотание катерка, увозящего гостей. Аромат ветки иланг-иланг по-прежнему властвует в каюте. Держу в руках еще один прощальный подарок — плод дынного дерева — папайи. Ее считают целебной, а сок завязи — обладающим сильным бактерицидным действием. Сижу перекатываю на ладони семечко папайи, похожее на икринку в чехле.

В открытый иллюминатор вливается свежее солоноватое дыхание океана. Сыплется в воду лунный блеск, по-малагасийски «луна» — «вахини» — «добрый гость».

И тут спохватываемся: мы так и не знаем имени моего натурщика, мальгаша-певца. Особенно сокрушается Плахова: как-никак он посвятил ей песню. Но поздно. Уже пошла вверх якорная цепь.

«Не ходить, опасно для жизни». Подшипник — не блоха

Плахова

«Курчатов» возвращается к «Рифту», оставленному на подходе к Нуси-Бе. Снова качает. Пытаюсь писать, но ветер рвет холст, капельки ложатся на палитру, не смешиваясь с красками. Корабль сопротивляется, напрягает силы, стремясь под правильным углом стать к волне. Задыхаясь от усердия, натужно стучат двигатели. Тусклый свет странного, желтовато-лимонного оттенка вырывает острые верхушки волн, не в силах проникнуть в глубокие ложбины. В такую погоду хочется лечь и лежать. Никто лучше Бальзака не сказал о качке: «Всем известно действие морской болезни: необъяснимое расстройство расслабляет все жизненные силы, душа как бы мертвеет, больной становится равнодушен ко всему на свете, мать забывает о ребенке, любовник перестает думать о возлюбленной, самый энергичный человек лежит безжизненным телом». Нет сил даже прихлопнуть громкоголосого нахального комара, что несколько дней сосуществует с нами в каюте. Комары появились и у соседей. Как изловчилось хитрое племя кровососущих проникнуть через задраенный иллюминатор, остается тайной. Алексеев утверждает, что комаров специально запускает доктор Луговской… в качестве предостережения, чтобы все исправно глотали делагил… И это последние слова, которые мне сегодня дано от него услышать: качка — дело серьезное.

Алексеев

Проходят сутки. С трудом бреду по шаткому коридору и с удивлением слышу: из каюты доносится частый, как удары дятла, стук. Плахова, не удосужившись выйти наружу, судит о погоде по увиденному в иллюминатор пейзажу: судно сползает в глубокие котловины, но нет белых гребней. Жена моя, не обнаружив пенных бурунов, считает, что все «в норме», и резво стучит на пишущей машинке. Вот те на!

— Пошла бы на воздух, проветрилась, подышала. А заодно загляни на бак и корму!

Не проходит и пяти минут, как она возвращается, явно удрученная обстановкой, и молча укладывается на койку. Что значит настроиться!

«Не ходить! Буксировка. Опасно для жизни», — предупреждает объявление. Корму перегородила растрепанная веревка. Влекомый двумя канатами, рыскает позади «Рифт». Еще 13 апреля, в ноль часов сорок пять минут, капитан «Рифта» обратился с просьбой отбуксировать судно на мелководье, где на глубине двадцати пяти метров в относительной безопасности машинная команда должна устранить аварию: в результате заводского дефекта разрушился опорный подшипник гребного вала, и «Рифт» потерял самостоятельный ход. Обычно подобный ремонт производится в условиях дока. Положение серьезное: из Мозамбикского пролива корабли должны выйти в открытый океан; к тому же район, где находимся, изобилует ловушками рифов и славится ураганами.

Отбуксировав «Рифт» в укрытие, с согласия его капитана «Курчатов» продолжил путь к Нуси-Бе, куда предстояло высадить Ги и Роже. Теперь, возвратившись к «Рифту», находим судно в том же состоянии: за прошедшие четверо суток команда не смогла устранить повреждение. «Рифт» взят на буксир — скорость «Курчатова» падает с шестнадцати до восьми узлов. И это чревато последствиями: уже назначено время захода на Маврикий, в Порт-Луи.

Капитан Касаткин — оптимист, он полагает, что общими усилиями будет найден выход. Механики наши во главе с главным садятся в бот и отбывают на «Рифт» для оказания помощи.