К портретам русских мыслителей

Он еще и автор толстой книги «Русский проект: Реставрация будущего», выпущенной (вместе с издательством «Алгоритм») коммерчески прицельным «Эксмо» – тиражом 3000 экземпляров, разошедшихся в крупнейших книжных магазинах очень быстро. Книга эта – популярное разжижение авторских идей, нашедших место в более рафинированных – периодических – изданиях. Это своего рода «азбука националиста» (так называется одна из начальных глав), подводящая к лозунгу «тотальной мобилизации» (название одной из завершающих глав); «церковно-богословские» мотивы, которые меня интересуют сейчас в первую очередь, в ней сквозят, но не выведены в концентрированном виде наружу. Что и дает мне достаточные основания опираться главным образом на две статьи Холмогорова, ставшие в 2005 году ядром его бурного весенне-летнего наступления в прессе: это «Религии Последнего времени» и «Политическое православие»[1204], – привлекая еще две большие работы : «Реставрация будущего. Пролегомены к философии русской реакции»[1205] и «Бог как субъект истории»[1206].

Егор Холмогоров, насколько я понимаю, стремится возглавить некий орден, куда более амбициозный, чем, скажем, «Союз Михаила Архангела», у которого, насколько помню, не было высокоумных доктринальных обоснований. В первом приближении можно сказать, что его утопическая цель – возвращение к православной империи византоидного образца; можно сказать по-другому – что это попытка симметричного ответа исламу (которому автор втайне от самого себя завидует). Но главное для меня – проследить, как мифологема Третьего Рима, соединенная с теологемой Удерживающего (Кахетона – по-гречески изъясняет это понятие Холмогоров) и обрастающая политическими акциденциями, превращается в экклезиологическую ересь.

Наш автор в формулировках весьма осторожен и нарочито солиден. У него всегда присутствует двойная задняя мысль: отмыться в глазах все еще приметного либерального крыла от возможных обвинений в экстремизме, ну а с другой стороны – убедить церковную иерархию (центр силы, с которым нельзя не считаться), что он со своими проектами не вторгается в зону ее ответственности. Поэтому на пути прикладного использования православия в специфических целях он прибегает к ряду подстановок, или подмен.

Подмена первая совершается тогда, когда, приняв позу объективного, надконфессионального религиоведа, Холмогоров проводит кардинальное различение между «верой» как таковой и «религией» как таковой. «Вере» он оставляет догматику и обрядность, «религию» же – как сугубо организационную обертку «веры» – объявляет «заложницей исторических макросоциальных процессов», меняющейся вместе с ними. Что и позволяет ему вывести общую парадигму: «Политические религии формируются вокруг прежних вер, изменяя их религиозную оболочку, а не смысл вероучения».

Уже одним этим отменяется (подменяется) христианская экклезиология в ее уникальности. Дело в том, что в Церкви Христовой невозможно отделить организационную сторону от ее тела и ядра. Церковь – это полития, Божественный полис, Град Божий во главе с Царем царствующих и со своими насельниками: иерархами-предстоятелями, рукоположенными сверху вниз священнослужителями, крещеными мирянами. Вся организация граждан этого полиса, Нового Израиля, пронизана мистическими токами и не отслаивается в качестве оболочки ни при каких эпохальных сдвигах. Появление «политических религий» внутри христианства (примеры чего старается привести автор доктрины) ведет к более или менее ощутимому конфликту с церковным вероучением (такова латиноамериканская «теология освобождения», на которую ссылается Холмогоров), либо – к прямому уходу из Церкви, как это было с пассионарным пуританством, политически обосновавшимся на Североамериканском континенте[1207].

Однако разъединение веры и религии нужно нашему проектанту затем, чтобы выгородить независимую площадку для последующей политической практики с мотивирующей ее приставкой «православная». Дескать вам, церковники, колокольный звон, дым кадильниц, благоухание мирра – таинства и обряды, а то, что обыкновенно относилось к церковной политике, общественной миссии Церкви, социальной ее доктрине, – должно отойти к нам, в «параллельную» структуру. Слово «параллельная» принадлежит самому Холмогорову, это не моя натяжка; правда, он его предусмотрительно закавычивает, но беде этим не поможешь.

Подмена вторая состоит в присвоении христианству и специально православию, того качества, которое, собственно, и должно сделать его в соответствии с «запросами эпохи» политическим, но которое противоречит его сути.