К реке. Путешествие под поверхностью

Вечером, разгрузив поклажу и проглотив тарелку мясного ассорти с бобами, — в гостинице совсем недавно был ремонт, и там до сих пор пахло краской, — я отправилась вверх по реке, к деревянному мосту, ведущему на остров. Вовсю цвели желтые, ничем не пахнущие кувшинки, в лучах заходящего солнца между опорами струилась черная вода, подернутая холодной зыбью. Напротив меня по загону разгуливал гусь, щипля траву у копыт лошадей, а за ними расстилалось не то маисовое, не то гороховое поле. Под дубом подсчитывал свой улов рыбак, уже четвертый за этот вечер. Его собака то увязывалась за мной, то уносилась прочь, следя за тем, чтобы я оставалась в зоне ее видимости. На закате в природе наступает умиротворение, день движется к концу, к своему завершению. На дальнем берегу на деревянной ступеньке дремали две камышницы. Собака убежала вслед за хозяином, который поймал и выбросил обратно единственную серебристую рыбину.

Когда я повернула назад, небо пламенело, точно от пожара. Я остановилась как вкопанная. Невероятное зрелище. Немыслимое. Над полями рядом с Анкором летел чибис, он размахивал крыльями, точно веслами. На востоке над ясенями появился узкий серп луны — такого же тусклого серебристого цвета, как рыба у рыболова. Закат был таким красивым из-за пыльцы, пыли или копоти, скопившихся в атмосфере и рассеивающих свет. Хотя сами частицы были не видны с того места, где я стояла, они прочертили небо алыми прожилками — coccineus на латыни, этим словом святой Беда Достопочтенный также описывал пламя. Алый переходил в другие цвета, словно выплеснувшиеся из чана с краской, добытой из улиток: голубовато-серый, красно-лиловый, фиолетовый и индиго. Под закатным небом бежала река. Она улавливала то, что могла. Последние краски сгустками отражались в зазеркалье, в мире, являющемся почти точной копией нашего. Местами вода казалась красной, точно наполненная кровью река, которую преодолевал Томас Рифмач. А что если сейчас пойти вброд? Интересно, куда я попаду? Непонятно. Сколько бы я ни всматривалась в течение, ясности не прибавлялось.

IV

пробуждение

В сгущающихся сумерках я шла обратно через поля, в которых дремали коровы. Ночь я провела на старой ферме возле истфилдской церкви, в комнате в конце длинного коридора, отгороженного от остального дома бархатной портьерой. В ней пахло дымком и сладостью, как будто ее поколениями отапливали дровами из яблони и вишни. Когда я отправлялась на прогулку, то одолжила фонарик, а теперь, на цыпочках прокравшись назад, получила бутылку горячего молока и тарелку трюфелей ручной работы. До чего же приятно, когда за тобой ухаживают! Я закуталась в пуховое одеяло и закатила пиршество, листая книгу, которую нашла под стопкой журналов «Сельская жизнь».

Это была история края в виде дневника, собранного из аккуратных вырезок из газет Викторианской эпохи. Заметки шли вразнобой. Следовали друг за другом, логически никак не связанные и обрывочные, самоубийства соседствовали с охотой на зайцев, наводнения — с деревенскими пикниками. Все эпизоды, касающиеся реки, были сопряжены с насилием и смертью. «В июне 1886 года, — прочитала я, — 62-летний Джон Хоббс, извозчик на ферме Колина Гудмана в Шеффилд-Форесте, утонул в реке Уз между Шеффилд-Парком и Ротервильдским лесом. Бездыханное тело, стоящее в воде, обнаружил фермер Дэниэл Уотсон. На ноги утопленника налипли песок и тина, и раздувшаяся обезображенная голова едва высовывалась из воды».

Извозчик утонул ровно в том месте, где я накануне остановилась понаблюдать за перемещением пыльцы. Река там глубиной в добрых три метра. Вдоль берегов тянутся заросли крапивы, и есть всего несколько мест, где можно подобраться к воде, усеянной кувшинками и подернутой ряской. В развилине орешника застряли хворостинки и солома — отметка самого высокого уровня воды, означавшая, что во время разлива это будет то еще зрелище. Наверное, июнь 1886-го выдался дождливым, подумалось мне, раз взрослого мужчину в вертикальном положении вода накрыла с головой. Я заглянула в алфавитный указатель, но Джон Хоббс больше не упоминался.

Что за странный способ войти в историю — провалиться по колено в песок. Судя по заметкам, в Узе не так уж часто тонули люди, Вирджиния Вулф — это особый случай, а самое знаменитое событие на его берегах произошло за шесть веков до того, как Хоббс соскользнул или прыгнул в летнюю реку. В 1264 году в холмах, возвышающихся над городом, состоялась битва при Льюисе, и многие солдаты, сражающиеся на стороне Симона де Монфора против Генриха III, бежали к болотам, расстилающимся между Хамси и Льюисом, там их и подстерегала ловушка — одни утонули пешими, другие вместе с лошадьми. Утром я отправлюсь по их следам. Чуть позже среди зыбких образов, предваряющих сны, мне привиделись покачивающиеся в воде тела солдат в сверкающих кольчугах.

•