К реке. Путешествие под поверхностью

Меня разбудило чириканье воробьев, пристроившихся на карнизе. Утро было солнечным, как и накануне, я проглотила огромный завтрак: пару порций хлопьев с сухофруктами, а затем яичницу с беконом и колбасой и запила все это изрядным количеством великолепного кофе. Из утренней беседы я узнала, что прежде этот дом объединил три маленьких коттеджа и тот, что посредине, принадлежал собирателю суссекского фольклора, хоть убей, не вспомню его имени. Местный викарий, как это ни чудно, был джазистом и играл на ударнике, недавно он отправился пешком на Линдисфарн [32]; соседка собиралась завести пчел. Это был особый тип разговора, успокоительно действующий на путешественников, он состоял из местных слухов и волнений по поводу того, что могут сделать или, наоборот, недоделать соседи. Мои собственные планы были подвергнуты скрупулезному разбору. Далеко ли пешком до Льюиса? Хватит ли мне воды? Есть ли у меня фляжка, чтобы взять с собой кофе? И я пожалела, что не прихватила ее, поскольку глоток кофе на берегу после купания вдруг показался мне пределом счастья.

Опять стояла жара. Я пересекла площадку для крикета и по длинной, вымощенной камнями ступенчатой тропе стала спускаться к реке. Этим утром я чувствовала себя счастливой как никогда: вокруг меня, точно пена, вздымались поля. Быть может, я даже что-то напевала себе под нос, шагая через пастбища фермы Ботхаус прямиком к деревне Баркомб-Миллс. Обычно здесь пасутся овцы, однако сегодня вместо них по траве бродило стадо симпатичных коров цвета чая с молоком. Я с опаской взглянула на животных с верхней ступеньки. Стыдно признаться, но я боюсь коров. Пока я глазела на стадо, одна подняла голову и уставилась на меня. У нее была массивная шея, светлая кучерявая шерсть на лбу и — внутри меня все похолодело — яйца, громадные, как у Эдварда Гиббона перед смертью. Бык не отрывал от меня пристального взгляда, пока я переминалась с ноги на ногу, пытаясь сообразить, что же делать. Мне не хотелось идти через поле, но будь я проклята, если отступлю. Так или иначе, на противоположном берегу меня тоже подстерегали коровы, все пестрые, кроме двух в бело-серых пятнах, под стать стаффордширским статуэткам.

Симон де Монфор, граф Лестер, ок. 1231

Я собралась с мужеством и двинулась вниз. Внезапно меня осенило: пение успокаивает, и я дрожащим голосом затянула «Иерусалим» [33], гимн, словно специально придуманный для отпугивания жвачных животных. Бык взмахнул хвостом и закатил маленький красный глаз. Он явно не собирался бодать меня или сбрасывать в реку. Видимо, причина, по которой у коров такой пронизывающий взгляд, кроется в том, что у них слабое пространственное зрение и они не могут толком оценить дистанцию. Лучше всего приближаться к ним с частыми остановками, давая их глазам возможность приспособиться. Я была чересчур напугана, чтобы передвигаться в стиле «Море волнуется», но парочка хоралов, казалось, сделали свое дело.

Последние несколько метров я пронеслась пулей, после чего без сил опустилась на ступеньки, приходя в себя. Размытые краски, расцвечивавшие природу вчера вечером, исчезли, красный и фиолетовый сменили зеленые вкрапления ясеня и ивовых листьев, казалось, что сложный орнамент вот-вот распадется. У края поля находился мост через реку, по нему пролегала заброшенная железная дорога. Эта ветка была пристроена в конце 1960-х, и создавалось впечатление, что с тех времен ею не пользовались. Она шла поверх насыпи, с годами вокруг вымахали кустарники и деревья, наверное, метра в полтора высотой, образовав подобие зеленого туннеля, а внутри скрывался тайный сад, ветви ясеня и худосочной бузины переплелись между собой, образовав тенистый купол. Я вскарабкалась на насыпь на четвереньках, перелезла через заграждение из колючей проволоки и продралась через кусты. Шпалы не сгнили, между ними пристроились коврики серебрянолистного калгана с плоскими желтыми цветочками. Мне пришло на ум, что здесь можно жить целое лето и никто тебя не найдет: ловить кроликов и мелкую рыбешку, питаться ягодами и молодой колючей крапивой. Деревянные поперечины моста давно истлели, либо их убрали, сохранились только железные балки. Я попыталась пройти, но между ними проросли деревья, и, чтобы взглянуть на реку сверху, требовались пила и прочные рукавицы.