К реке. Путешествие под поверхностью

Подобная участь едва не выпала на долю Ельпенора, спутника Одиссея по плаванию, который, опьянев, заснул на крыше дворца Цирцеи, упал оттуда и разбился насмерть. Встретив спустившегося в Аид Одиссея, душа Ельпенора, еще не упокоенная, молила сжечь его тело вместе с доспехами и на могиле насыпать холм, водрузив сверху весло. Пожалуй, это лучше погребения в заросшем сорняками болоте, вотчине лягушек, откуда вырываются облачка газа, вроде бы горящие, но не дающие тепла. Болото поглотит тебя целиком и через век выплюнет назад твое тело, черное как мореный дуб и пропахшее рогозами. Лучше уж быть сожженным и упрятанным в облицованное плитами помещение вместе с инструментами и монетами; лучше уж разлететься искрами, чем очутиться во владениях воды, там, где она размывает почву.

Историю Ельпенора Вирджиния Вулф перевела и записала в одной из тетрадей по греческому языку, куда она выписывала слова и выражения из Гомера, Аристофана, Еврипида и так далее. Хотя она никогда не ходила в школу и ее обучением руководили в основном родители, образование она получила основательное и обширное. Ей давали уроки частные учителя, последняя из которых, суфражистка Джанет Кейс, на всю жизнь стала ее близкой подругой. Тетрадь, где описывается встреча Одиссея с мертвыми, была начата зимой 1907 года, через год после болезни и смерти от брюшного тифа брата Тоби, наступившей прямо после семейной поездки в Грецию. Тоби был ее спутником в путешествиях по классической литературе, и, возможно, она думала именно о нем, когда вложила в уста Одиссея, вызывающего из Аида «слабое племя мертвых», слова восторга: «Прекрасно! Прекрасно!»

Изучение греческого языка у Вирджинии Вулф странным образом переплетается с событиями ее жизни, неожиданно упоминаясь в самых драматических, даже фантастических сценах. Так, Джанет Кейс она поведала о грубых домогательствах со стороны своего единоутробного брата Джорджа Дакворта, который, возможно, не ограничился одними неуклюжими приставаниями; судя по всему, среди прочего Джордж пытался ее тискать во время уроков греческого в доме на Гайд-Парк-Гейт. Эта откровенная беседа сохранилась — пусть и из вторых рук — в письме Джанет к сестре Вирджинии Ванессе от 1911 года:

«У нее спокойный интерес к соитию… и это нас привело к пониманию всех пакостей Джорджа. Мне казалось странным, что ей он никогда не нравился, и она не раз говорила: „Фу, проказник!“, когда он входил в комнату и начинал ко мне лезть, пока я сидела над греческим. А когда я добиралась до постельных сцен, она роняла кружево и ловила воздух ртом, как добрый пескарь. И к вечеру сказывалась больной».

Греческий язык сыграл свою роль в психическом расстройстве Вирджинии Вулф. По многим признакам, она страдала маниакально-депрессивным психозом, хотя точный диагноз так и не был поставлен. В общей сложности она пережила пять серьезных приступов болезни: два после смерти родителей, два сразу же после замужества и выхода своего первого романа и еще один, закончившийся ее смертью, — в начале Второй мировой войны. В промежутках она часто чувствовала физическую слабость, ее обуревала тревога и терзала депрессия. Эти приступы нездоровья неоднократно описывали Леонард, Ванесса и сама Вирджиния — те, кого они непосредственно коснулись, и те, кто знал о них с чужих слов. Излишние эмоциональные перегрузки неизбежно затрудняли и сокращали жизнь, превращая сложный и противоречивый материал в сюжет с внятными последствиями и колоритными сценами.

Таким образом, болезнь Вирджинии Вулф можно свести к ряду ярких повествований. С детства она страдала приступами сильнейшей тревоги, сопровождавшимися рядом соматических симптомов: повышенной температурой, головными болями и учащенным сердцебиением. Во время нервного срыва, последовавшего вслед за смертью отца, она пыталась покончить с собой, выпрыгнув из окна; позднее она наглоталась веронала, и ей промывали желудок. У нее часто случались депрессии, и она почти ничего не ела, а что еще хуже, со временем этим кризисам стали сопутствовать острейшие маниакальные расстройства: она не узнавала окружающих, включая собственного мужа, слышала голоса, бормочущие бессвязные речи, и с кулаками бросалась на медсестер. Лечение — а лечиться она терпеть не могла — состояло из успокоительных средств: таблетки, постельный режим, ограничения в чтении, сочинительстве, прогулках и другой деятельности, способствующей возбуждению, нелепая диета, состоящая в основном из молочной и пресной пищи. В основном из-за своей настойчивости в вопросе питания Леонард после смерти жены заслужил репутацию надсмотрщика, равно как и ее сиделки.