К реке. Путешествие под поверхностью

Каждый вечер летучие мыши поднимались в воздух и пересекали лес и поля, охотясь на жуков и мошку над остатками средневековых прудов для разведения рыб. Водохранилище лишит их среды обитания и пищи: не останется ни гнилых деревьев, ни лесных озер, ни цветущих лугов, где над бледным тысячелистником и ярким клевером вьются ночные бабочки — дубовый коконопряд и бурая медведица. Ферма вместе с рассыпанными по округе коттеджами в стиле короля Георга, думаю, будет снесена, и здесь будет одна вода, обилие воды, с призраками могучих дубов на дне.

Я растянулась на траве у кромки воды, не хотелось ни вставать, ни куда-то идти. Я лежала среди полыни, пышно растущей на этой полоске земли, двоюродной сестры горькой полыни, изгоняющей паразитов; по преданию, пояс из стеблей полыни носил Иоанн Креститель, когда скитался по пустыне. На лугах паслись коровы, отворачивающиеся, когда мимо кто-то проходил, а вдали по мосту сновали машины, там, где магистраль А27 пересекала реку. Передо мной белело известняковое образование, до того изрытое лазами и норами, что походило на крошащуюся башню, пристанище многочисленного семейства галок — птиц, за свою вздорность в старину окрещенных склочницами. Я долго наблюдала за тем, как они летают взад и вперед. У меня в кармане рюкзака, вклинившись между солнцезащитным кремом и потным куском сыра, лежал бинокль; я достала его, подложила рюкзак под спину и уперлась в него локтями.

Эскадрилья из девяти галок летела высоко над землей, огибая термические потоки, образующиеся над горой Кабёрн, когда с неба вдруг камнем рухнула какая-то птица. Я задержала дыхание. Птица приземлилась на узкий уступ почти у самой вершины утеса и стояла там, нахохлившись и выставив лапу вперед — не то как балерина, не то как кулачный боец. Сокол!

В 1960-е популяция соколов в Британии оказалась на грани исчезновения из-за непрекращающейся охоты и активного использования пестицидов в сельском хозяйстве. Особую проблему составляло ДДТ; отрава накапливалась в организмах мелких птиц, которыми питались соколы, в результате скорлупа их яиц истончалась, что приводило к гибели птенцов. Когда ДДТ запретили и ужесточили законы, касающиеся охоты, число птиц пара за парой стало восстанавливаться. А в последние годы они начали возвращаться на юг, благоволя как к городским застройкам, так и к утесам, своему изначальному жилью. Возле спортивного зала в Брайтоне, куда я хожу, поселилась пара соколов, а особь, которую я сейчас заметила, наводила на мысль, что здесь обосновалась еще одна.

Бинокль так сильно давил на лицо, что у меня вокруг глаз промялись круги. Птица с отрешенным видом топталась рядом с сухой травой, вертя головой, из-за черных отметин казалось, будто она нахлобучила на себя шлем. Я не могла видеть, есть ли рядом гнездо или она просто присела передохнуть. И вдруг, прежде чем я толком его разглядела, сокол набрал в грудь воздуха и легко взмыл в небо, выше путей, которыми обычно летают грачи, пока, наконец, не превратился в черную точку.

Я тоже поднялась и водрузила рюкзак на спину. Поворачиваясь, я заметила, что вода едва не захлестывает мне ноги: прилив торопился наполнить реку до отказа. Вода поднимается и спадает, всему свое время: европейской широкоушке и бурому ушану, дубовому коконопряду и бурой медведице, соколу и сплетнице-галке. Настанет пора, и я тоже буду лежать под водой. Тут я отличаюсь от своей бабушки, так как не верю, что через сто или тысячу лет кто-то из нас оживет, с такой же вероятностью возродившийся игуанодон вдруг вломится в охранную зону железных дорог или погибшие здесь солдаты восстанут из могил и обнажат свои сабли. Хотя сейчас именно мы — хозяева этого общего царства. Хочется надеяться, что мы сумеем передать потомкам нашу небольшую голубую планету, которую покрывает вода, «пока моря не высохнут до дна» [51] и она не перестанет быть голубой.

Реконструированный череп «Пилтдаунского человека», ок. 1950. Copyright © Popperphoto/Getty Images

VI

исчезновение дамы

Удаляясь от Льюиса, я прошла под двумя мостами: по одному тянулась магистраль, а по другому — железнодорожные пути. Бетон явно притягивал художников граффити, и среди автографов и небрежно накарябанных ругательств я заметила контур женского лица, сделанный на скорую руку голубой краской: скошенные скулы, волосы зализаны назад. Пустыми глазницами женщина смотрела на воду, потоком несущуюся между опорами, праздную и красивую, не обращающую внимание на шумное движение наверху.