К реке. Путешествие под поверхностью

Внезапно пологая тропинка, идущая вдоль реки, резко оборвалась, пришлось мне карабкаться по берегу до дорожки, ниточкой тянущейся поверху. Но она тоже почти полностью заросла, и я вынуждена была буквально продираться через спутанную траву, доходившую до груди. Ветер дул прямо в лицо, и глаз не переставал слезиться. Но опустив голову, я упрямо шагала вперед, прислушиваясь к первым раскатам грома.

Я добралась до места впадения горемычного притока Глинд-Рич, что несет свои грязные воды через Левелс к зеленому Узу. Железная дорога, проходящая по восточному берегу через Ньюхейвен, пересекает Рич прямо в точке их слияния. Возле моста плавали лебеди, я насчитала двадцать одного. У одного на крыле чернел пластмассовый зажим, однако это не мешало ему опускать в воду длинную шею в поисках пищи, закидывать голову и неуклюже ею болтать, заглатывая корешок или лист. В тени рыбы выскакивали из воды, и когда я шла мимо, то заметила линию, где встречались две реки, извилистую зыбкую ленту.

Эшем был прямо по курсу, белый рубец бросался в глаза. Еще до закрытия цементного производства здесь проходила канатная дорога, ныне разобранная, она спускалась вниз по холму к кромке воды, соединяя карьер с бетонным причалом, куда баржи подвозили уголь и где забирали цемент. Именно здесь 18 апреля 1941 года было обнаружено тело Вирджинии Вулф, через три недели после того, как она ступила в воду. Его нашли две девочки и два мальчика, сделавшие привал на пути в Сифорд; сидя в поле, они швыряли камни в плывущее по реке бревно, стараясь, чтобы его прибило к берегу. Но когда предмет подплыл поближе, оказалось, что это совсем не ствол дерева. Один из мальчиков вошел в воду и, перевернув тело, закричал: «Это женщина! Женщина в меховом пальто!»

На ней были резиновые сапоги и шляпка, туго завязанная под подбородком. На освидетельствование прибыл полицейский Коллинз, после стычки по поводу маскировочных штор охарактеризованный Вулф как грубиян со скрипучим голосом. Он заметил, что наручные часы покойницы остановились в 11.45, то есть за добрый час с четвертью до того, как Леонард 28 марта обнаружил письмо, оставленное для него в верхней гостиной Монкс-хауса, и сломя голову бросился на поиски жены. Увидев на берегу ее палку, он тут же понял, что произошло, хотя Коллинз, вызванный служанкой Луи Майер, все нырял и нырял, пока кузнец Фрэнк Дин с сыном не принесли веревки, чтобы протралить реку.

Причиной смерти, как написал коронер, стало «погружение в реку… по собственной воле для совершения самоубийства в состоянии помрачения сознания». Несколько лет спустя Луи Майер добавила в интервью: «В карманах ее пальто лежали тяжелые камни, должно быть, она их подобрала по дороге к реке. Это было ужасно. Самое ужасное, что мне довелось пережить».

Почему люди уходят из жизни? Когда в 1932 году застрелилась художница Дора Каррингтон, спустя два месяца после смерти от рака желудка своего возлюбленного Литтона Стрейчи, Вулф ни о чем подобном даже не помышляет. Напротив, примерно неделю спустя она пишет: «Я довольна, что живу, и мне жаль мертвых: даже вообразить не могу, почему Каррингтон покончила с собой и всему положила конец?» Что до Леонарда: «в этом было что-то искусственное, то, что мы никогда больше не увидим Литтона. Это нереально!» Время ужесточает подобные комментарии, выявляя их бессердечность, возможно непреднамеренную, но они также образуют противовес, смазывают впечатление, будто смерть Вулф в реке была неизбежной. Нет, они как раз подвели черту радости — живости — которая периодически бьет ключом в дневниках.

В последнюю зиму Вирджиния Вулф работала над романом «Между актов», была казначеем Родмеллского женского института, играла в шары. Ее лондонский дом на Меклембург-сквер пострадал во время налета, и в октябре Вулфы отправляются на развалины — выудить из-под обломков то, что можно еще спасти: дневники, Дарвина, стекло, расписной фарфор ее сестры. Печальное занятие, но Вирджиния Вулф признается, что испытывает облегчение от потери имущества, освобождение. В ней нарастает волна ликования. «Никогда я не была такой плодовитой» [52], — записывает она в дневнике и обертывает заплесневелые блокноты в цветную бумагу, дабы «они радовали глаз» [53].