К реке. Путешествие под поверхностью

Разве это не крепкая вера? Вера в то, что миг жизни завершится сном под колышущейся травой, хотя лично я предпочла бы цветущий бутень с белыми зонтиками, чуть зеленоватыми или розоватыми, или крупную астранцию сорта «меланхоличный джентльмен», правда, она растет севернее, в тенистых местах. Интересно, что сказал бы об этой проповеди Леонард Вулф, ведь в нем вера в вечность природы уживалась с неприятием религии. Его абсолютно выводило из себя все, что касалось жизни после смерти, и с похорон жены он вернулся в состоянии, столь же близком к ярости, как и к скорби. «Он говорил с огромной горечью, — писал его друг Уилли Робон, в то время гостивший в Монкс-хаусе, — о дураках, игравших музыку Глюка, которая обещала счастливое воссоединение или воскрешение в будущей жизни. „Она мертва, и ее уже нет“, — отрезал он, в этих словах звучало абсолютное неверие в религиозные догмы и утешения. Его невозможно было утешить, слишком велики были его одиночество и чувство утраты».

При этом он верил в непрерывность, даруемую землей. В 1939 году, когда уже надвигалась война, Вирджиния как-то позвала его из сада послушать выступление Гитлера по радио. Он отказался, крикнув в ответ: «Не пойду. Я сажаю ирисы, и они будут цвести тогда, когда Гитлера давно уже не будет на свете». Он оказался прав. Весной 1966 года в яблоневом саду по-прежнему цвело несколько ирисов, он упомянул о них в финале «Пути с холма». Они, «особенно фиолетовый», пахли, по словам Треки, изысканно, сильнее, чем в других садах.

Мне кажется, я проникла в суть его кредо. «Разумеется, — говорится в Католической энциклопедии по поводу царствия небесного, — оно находится не в земных пределах, а, согласно Священному Писанию, вне видимого мира. Прочие подробности касательно его местонахождения неизвестны. Церковь на этот счет не имеет определенного мнения». За пределами Земли — да, конечно. За пределами земного шара, где в вечернем небе Марс предстает то лиловым, то розовым, то пурпурным, а птичьи стаи столь многочисленны, что порой из-за них приходится сажать самолет. Чума на ваш рай, зачем его помещать вне нашей планеты? Я привязана к этой земле и, когда умру, стану пищей для червей и сквозь меня прорастет спутанная трава, зеленая, зеленовато-голубая и даже золотистая.

Лучи солнца били в одеяние Христа, раскрашенное в оттенки красного: гранатовый, пунцовый, вишневый и киноварь. Посох был коричневый, а небо за ним — из смальт цвета берлинской лазури. Этот витраж был сделан в 1850-е годы, в период расцвета декоративного искусства в Британии, но получился не слишком удачно. Когда смальты разогрели, цвета как следует не сплавились, быть может, потому, что печи были недостаточно горячи либо краска неверно смешана. За годы пигмент незаметно обсыпался, и стекло мало-помалу вернуло свою натуральную прозрачность. Стилизованные желтые цветы поблекли, а кусок бороды Христа, казалось, был начисто сбрит.

С небес падал белый свет и, проходя через витражные стекла, превращался в поток отраженного цвета с примесью пыли. Мне на миг показалось, что Ньютон был прав: от светящихся тел беспрерывно отскакивает множество невообразимо мелких и быстрых корпускул разных размеров, и они летят на большом расстоянии друг от друга, направляясь вперед по закону движения: индиго, желтые, насыщенно красные, как вино или кровь.

По пути к воде я на минуту остановилась на лужайке, чтобы прочитать объявления на доске: приглашения в общественные сады и на церковные концерты, поиск комнаты-студии за подписью «Зрелый про-мужчина, писатель и травник, некурящий, любит собак». Цвет неба опять изменился, а воздух наполнился ароматом роз. В деревне была всего горстка домов, но позади каждого, как я знала по предыдущему посещению садов, притаились всевозможные чудеса: бассейн, к которому вел туннель из вьющихся розовых роз, лабиринт с живыми изгородями из дельфиниума, живокости и буйного душистого горошка. В доме на вершине холма можно было купить полукустарниковые пионы, а чуть дальше в церкви находился питомник, которым заведовал отставной нотариус, он специализировался на разведении морозника, ядовитого растения с тяжелыми зелеными и бело-розовыми, а иногда сливовыми и бледно-серыми цветами. Сейчас уже слишком поздно для морозника. Наступил месяц роз, и томный запах цветников и отдельно стоящих цветов растекался, как аромат ладана из качающегося кадила.