К реке. Путешествие под поверхностью

Что она высматривала своими прекрасными глазами-бусинками среди смолевок и васильков? Мышь? Полевку? Крошечную, но хищную землеройку, нагоняющую жука или слизняка? В частично видимом мире под нашими ногами царит бедлам. Землеройка спит считаные минуты, поскольку если не съест за сутки в два раза больше, чем весит сама, то не выживет. Что, если бы у нас был такой аппетит и нам приходилось бы ежедневно добывать и потреблять сто с лишним килограммов мяса? Наш единственный набор зубов сточился бы до корней, а без них нам бы пришел конец. Алле-оп! Я заскрежетала зубами. По крайней мере, у меня еще осталось немного овсяного печенья и вчерашнего вкусного сыра.

Пока я лазила по холму, прилив пошел на убыль, а когда я двигалась по направлению к кранам, зеркало спутанных трав поглощало или отбрасывало обратно в небо падающий свет, так происходило из недели в неделю. Стрекотал кузнечик, а далекий вой сирены свидетельствовал о том, что в людском царстве что-то неладно. Мне стало смешно при мысли о целом городе людей, спешащих на работу, едущих на машинах или идущих по улицам, по их лицам сразу не догадаться, что в голову каждого встроен волшебный фонарь, проецирующий картинки. Порой мне любопытно, мыслят ли животные яркими цветными образами, выстраивающимися в киноленты? Грезят ли они наяву или бродят во сне по знакомым и незнакомым местам? Животные не проигрывают в уме разговоры и не перегружают себя цифрами, но, возможно, они мысленно переживают прошлое и думают об ушедших? Поразительно, до чего одинок человек, хотя он может прикасаться к своим соплеменникам, разговаривать и смотреть на них. Но театр образов прячется у него в мозгу: никто, кроме него, никогда не увидит спектакля, и на земле нет медиума, способного точно определить яркость прожекторов или темп действия.

Подобного рода думы часто посещали меня после ухода Мэтью, в те унылые месяцы в Брайтоне, когда мне казалось, что вся наша любовь была сплошной гнусной ложью. Общая постель не дает непосредственного права вторгаться во внутренний мир другого, проникать в его мысли или мечты. В конце нас все равно ожидает разлука, какие бы иллюзии мы ни питали, и эту горькую истину надо принять, ведь хотим мы того или нет, так всегда происходит из-за оскудения чувств или слабостей тех, кого мы считаем самыми близкими. Сейчас мне уже не так больно, как прежде. Я отчасти примирилась со своей участью, но еще долго не смогу никому доверять, убедившись на собственной шкуре, насколько непредсказуемыми бывают даже те, кого мы любим по-настоящему.

Прокручивая в голове эти мрачные мысли, я вступила в примыкающую к порту промышленную зону, на нежилую территорию, где на скорую руку чинился и разбирался на запчасти транспорт. На противоположном берегу находился причал, и ныряющие кулики-сороки привлекли мой взгляд к строительной площадке, на которой суетились фигурки во флуоресцентных жилетах и красных, желтых и белых касках, как у человечков из «Лего». У рабочих играло радио, но пока я пыталась разобрать песню, кулики-сороки взмыли в небо с громким «квик-квик-квик», а когда они улетели, музыка уже кончилась. Сбоку от стройплощадки рядами стояли грузовики компании «Палетлайн», а за ними был свален металлолом — в солнечном свете искореженные машины и искрящиеся горы ржавого металла отливали черно-золотым цветом, точь-в-точь как помет совы, который я нашла в пшеничном поле. Я никак не могла взять в толк, что это за место — с дымоходами, спускными желобами и резервуарами. Оно выглядело заброшенным, механизмы насквозь пропыленными, но все же я не слишком полагалась на ощущения, ведь находилась на другой стороне реки и в лицо мне било солнце. Подобные места, выходящие за пределы человеческого измерения, живут жизнью невидимок: на них не останавливается глаз, их цель — напускать тумана, а их назначенье трудно понять.