Становилось жарче, и я почувствовала раздражение и голод. Мне хотелось отправиться на пляж, скинуть с себя влажную одежду и вволю поплавать, а потом съесть сытный сэндвич и выпить бутылку пива. В Сифорде наверняка есть кафе или маленький бар — зайду туда и отмечу завершение похода. Итак, я, стиснув зубы, решила проигнорировать Ньюхейвен, а вместо того повернула на восток и по Узскому маршруту двинулась к старому речному руслу, тянущемуся вдоль сифордского пляжа. На карте все выглядело проще простого: по Бич-роад дойти до железнодорожной станции Ньюхейвен-Харбор и отыскать там дорожку, идущую параллельно морю. Но Бич-роад долго меня вела вдоль запущенных домиков с немытыми окнами, пока я не очутилась в абсолютно безлюдном районе, жутком, как ночной кошмар. Я миновала отвратного вида паб, названный явно в честь инженера Джона Смитона, фабрику, выпускающую ручки «паркер», две стоянки для машин, затем начались кварталы обшарпанных офисных помещений и мастерских — их могли покинуть в шесть часов вечера в пятницу, а могли и десятилетия назад. Пустынные здания наводили ужас. Я не могла избавиться от ощущения, что мне кто-то смотрит в затылок, хотя не встретила здесь ни души, кроме двух мужчин на черной «субару», дважды неторопливо прокатившей мимо. Чисто случайно я вышла к станции, но при виде забора из сетки, а за ним загона, заполненного грузовиками, не выдержала. Здесь просто не могло оказаться нужной дороги. Я резко развернулась и потопала назад.
Вернувшись на А259, я рухнула под кусты карликового боярышника и внимательно всмотрелась в карту. Судя по всему, рядом была еще одна дорога, она пересекала угол заказника и сливалась с той самой ненайденной тропой. Отлично. Я опять понуро побрела по Бич-роад, обливаясь потом и ругая себя почем зря. Разумеется, я опять ничего не нашла. Мне не хотелось изучать карту среди облупившихся домов, густо затянутых вьюнком, и в отчаянии я свернула на школьный двор и вдруг приметила за ним дорожку, идущую через низкорослый лес в нужном, как я надеялась, направлении.
Несмотря на зелень вокруг, здесь было немногим приятнее, чем на улице. Ощущение замкнутого пространства теперь создавали деревья, и кончилось дело тем, что я проглотила гордость и сломя голову промчалась под низкими сводами, образованными платанами и орешником, их ветви так густо переплелись, что под ними царил полумрак. Вся в поту я вынырнула наружу, но счастье длилось недолго. Это была не та дорога, совершенно не та. Я слишком сильно отклонилась на север, и теперь от моря меня отделял почти километр непролазных камышовых зарослей — ни туда ни сюда.
Черт! Я сбросила рюкзак и пнула его ногой. Вытащила бутылку с водой и жадно выхлебала остаток теплой жидкости. Должно быть, это заповедник «Устье реки Уз» — на эту мысль меня навели скамейки, велосипедные дорожки и деревянные загородки с зазорами, судя по всему, для наблюдения за птицами. Заповедник был создан несколько лет назад как компромисс между индустрией и защитниками природы, чтобы свести на нет вред от близлежащих магистралей и промышленной зоны. Несмотря на десять веков осушительных работ, территория по-прежнему часто заболачивалась и использовалась как затопляемая пойма, когда вода поднималась чересчур высоко, уменьшая риск наводнений в Ньюхейвене и радуя болотных птиц. Наводнение! Дождя не было вот уже несколько недель. Земля была абсолютно сухой, и склоненные камыши, сохранившие у корней влагу, походили на покрывшийся ржавчиной океан, тонкие, как бумага, листья, задевая друг друга, шелестели, словно подражая шепоту моря. Да уж, попала я в оборот! Единственный способ отсюда выбраться — это выйти на дорогу и двигаться по ней в обход по направлению к автомобильной стоянке в Тайд-Миллсе. Я взглянула поверх камышей туда, где находились развалины, и увидела яркий зловещий блеск. Суббота, летнее солнцестояние. Ад кромешный.
•
Заповедник был полон бегунов трусцой и велосипедистов, ленивый людской поток тек бесцельно и довольно быстро. Я пробивалась вперед, едва слышно сыпля проклятиями, а при выходе на А259 выругалась от души и лишь затем наконец, свернула в сторону моря. Обе автомобильные стоянки были запружены машинами, не поместившиеся были брошены на подъезде. В остальном место выглядело мало обихоженным, кругом волнами расстилались костер и заячий ячмень, перемежающиеся с яркими полосками щавеля и мальвы. Впереди, за буйством зелени я различила разрушенные стены высотой в человеческий рост, а за ними грязный канал с галечным берегом, струйка воды с глинистым дном. Домики-развалюхи были сложены из песчаника, наиболее распространенного материала в этих краях, там и сям угадывались оконные и дверные проемы. Это все, что осталось от брошенной деревни Тайд-Миллс, построенной в восемнадцатом веке и когда-то бывшей самой большой в Европе. Здесь жило более тысячи работников мельницы, которая в лучшие времена давала до полутора тысяч мешков муки в неделю.