К сердцу Африки

Когда вихрь танца начинает ослабевать, ближайшие родственники покойного окружают тело, завернутое в плетеную циновку, и ритмическое неистовство с новой силой охватывает танцующих.

Примерно через каждый час они делают небольшую передышку, а юноши в это время отгоняют от места погребения злых духов. Достигается это с помощью старинных шомпольных ружей и черного пороха.

Оглушительно гремят выстрелы. Юноши держат ружья в вытянутых перед собой руках, словно в любой момент стволы могут взорваться. Когда раздается выстрел, некоторые из юношей садятся на землю: то ли в результате сильной отдачи, то ли от страха. Истерически кудахтающие куры убегают в лес. Над деревней стелется синий пороховой дым, еще более драматизируя обстановку.

Наблюдая за вождем, я вижу, что он слегка наморщил лоб. Очевидно, его несколько смущают новейшие методы борьбы с духами, ибо его прадеды в таких случаях ограничивались заклинаниями. Впрочем, когда речь идет о таком грозном противнике, как нечистая сила, очевидно, можно и поэкспериментировать.

В твердой как камень земле трудно вырыть глубокую могилу, и, чтобы уберечь останки покойного от гиен или еще каких-нибудь похитителей трупов, на могильный холмик кладут несколько кусков ствола пальмы.

Мать умершего ребенка в знак скорби выкрасила красной глиной лицо и грудь. Вместе со своей матерью она, пританцовывая, движется к могиле. Следом за ней идут вождь и двое юношей. Они несут тело ребенка.

Те, кто остался на деревенской площади, перестают танцевать и наскоро подкрепляются бананами.

Умершего медленно опускают в могилу, которую тут же засыпают землей и прикрывают обрубками пальмы. Мать и бабушка ребенка, все так же пританцовывая, как того требует обычай, возвращаются на площадь. И людей опять охватывает неистовое безумие танца, и они танцуют, танцуют, танцуют всю ночь напролет во славу почившего навеки.

Но уже через несколько дней о смерти забывают, и жизнь снова вступает в свои права.

Деревня эта кажется оазисом мира и покоя среди враждебных человеку джунглей. Припекает тропическое солнце, кудахчут куры, хрюкают поросята, и это монотонное хрюканье, чем-то напоминающее хрюканье транзистора, не только заставляет нас забыть о всевозможных проблемах, но и не выпускает грозный и зловещий дух джунглей из леса, черной стеной окружившего деревню.

Но стоит только человеку переступить границу леса, как на него со всех сторон опускается тьма, все приглушеннее становятся звуки и через несколько минут наступает мертвая тишина. Это волшебная страна, в которой царит дух джунглей, ненавидящий человека и все человеческое. Жадно и яростно он пожирает охотничьи тропы. Если он хоть на миг выйдет из повиновения, то мгновенно задушит деревни своими тугими лианами, колючими лозами и ядовитыми змеями.

Джунгли коварны. Они посылают в деревни леопардов, которые убивают женщин и детей. А огромная тяжеленная ветка вдруг может упасть даже на самого бдительного охотника.

Когда в свое время французские власти подчинили себе эту область Африки, они вскоре заметили, что главной силой здесь является не колониальная администрация, а маленькие деревянные идолы, которых называют китеки. Эти идолы были настолько могущественными, что местные жители отказывались выполнять распоряжения французских властей, если эти распоряжения противоречили воле китеки (в интерпретации жрецов).

Поэтому французы решили, что все китеки надо незамедлительно сжечь.

Районные комиссары с вооруженными до зубов солдатами прочесывали одну за другой окрестные деревни, отбирали у африканцев китеки и подвергали их аутодафе, которые производили весьма устрашающее впечатление.

Но многие жрецы гораздо больше боялись китеки, чем французских солдат, и прятали своих маленьких богов подальше от людских глаз. Одни зарывали китеки в землю, где бедные идолы гнили и скоро обращались в горсть праха. Другие клали их в какое-нибудь дупло, и сырость быстро превращала даже самых всемогущих богов в труху. Третьи засовывали китеки в соломенную крышу своих хижин, и здесь они могли сохраняться довольно долго, пока их не находили представители колониальной администрации.

Но молодой Кару нашел для своего китеки более удачное место — пещеру в горах.

После того как французы объявили черную магию вне закона, жрецам ничего не оставалось как уйти в подполье. Но по слухам, наиболее искусные жрецы не смирились и продолжали священнодействовать. И самым могущественным из них был М’Бери, живший в маленькой деревушке у самой реки.

В течение многих дней я раздумывал над тем, как мне завоевать расположение М’Бери, чтобы он показал мне китеки, которые несомненно, прятал в каком-нибудь надежном тайнике. Но больше всего мне хотелось снять на кинопленку один из священных обрядов, связанных с поклонением идолам.