К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

Дотти схватила меня за руку и потащила через парадную дверь. Внутри было еще хуже, чем перед домом: комната была переполнена подругами матери, женщинами, которых я ненавидела; я ни разу не видела, чтобы кто-то из подруг матери делал хоть что-то хорошее для кого-нибудь. Все они пили, сжимая высокие бокалы трясущимися руками, следя за разворачивающейся драмой. Мама была не в себе, совершенно подавлена и оглушена, подруги крутились вокруг нее, и все плакали во весь голос. Отец заперся в спальне наверху с большой бутылью виски и просидел там три дня. Черт бы все побрал.

На третий день я сидела в спальнике, прижав ладони к глазам. Я понимала, что не смогу уснуть, когда 24 часа в сутки в глаза бьет высоко стоящее на небе солнце, а внизу, под палаткой, не умолкает шуршание и по-трескивание тающего льда. Я не зацикливаюсь на гибели Бена. И не думаю об этом, если только не оказываюсь окружена водой. В палатке было душно и пахло немытыми ногами. Снаружи было так холодно, что мне жгло глаза. Я вскипятила воду для чая. Мы позавтракали лапшой и двинулись через ледовое поле. Некоторое время все шло хорошо. При помощи скотча мне удалось довольно неплохо зафиксировать крепления лыж, но идти все равно было тяжело. Шуршание и потрескивание, составлявшие постоянный звуковой фон, становились громче, пока мы скользили по тонкому слою воды, сменявшейся слякотью, а затем перед нами оказалась первая полынья.

– Лед истончается, – Дуг постучал лыжной палкой между ботинок, – будьте осторожнее.

Мы пошли в обход и какое-то время надеялись обо-гнуть полынью, однако, всматриваясь в горизонт, понимали, что остается только перебираться на другую сторону. Вариантов, как я уже говорила, у нас было два. Чтобы плыть на санях, сидя на них верхом, как на пони, надо уметь идеально удерживать равновесие. Для этого требуется терпение и спокойствие. Другой вариант – погрузиться в черную воду – заставил меня снова вспомнить о том, о чем я старательно пыталась не думать. Я ждала, пока кто-нибудь из спутников заговорит, но они посмотрели на меня, и я пожала плечами.

– Не нравится мне идея раздеваться, чтобы переодеться в гидрокостюм, – сказала я. – Я так взмокла, что наверняка стану первой, кто получит обморожение.

– Если окажешься в воде без гидрокостюма, обморожения не избежать, – ответил Дуг. – Тебе придется чертовски постараться, чтобы переплыть на другую сторону, но нельзя оставаться в воде дольше 3–4 минут.

– Не одно, так другое, – кивнула я в ответ.

– Я серьезно.

– Ладно, выберу «другое».

Остин согласился. Мы сняли лыжи и закрепили по-клажу на санях. Я уселась верхом на свое снаряжение и нашла подходящую опору для ног.

– Не спеши. И держи ноги выше, – сказал Дуг. – Будь осторожна.

– А надо?

Он засмеялся и взялся за задний конец моих саней.

– Готова?

– Всегда готова.

Он решительно толкнул сани вперед. Они скользнули по слякоти, а затем лед подо мной провалился, и сани, как поплавок, закачались в глубокой воде. Я старалась сохранить равновесие, отчаянно молясь про себя. О Господи… Блин… Помоги мне, Иисусе… Черт…

Я замерзла и устала до дрожи в ногах. Я приказала себе расслабляться и дышать ровно, стараясь не кашлять. Слышно было, как Остин скользнул в воду позади меня, а за ним Дуг. Когда я почувствовал, что смогу двигаться, сохраняя равновесие, осторожно вытянула лыжную палку и окунула ее конец в воду. Сани накренились и закачались из стороны в сторону. Я крепче обхватила ногами снаряжение, стараясь отыскать в себе тот центр равновесия, про который твердят на пилатесе. Более минуты ушло на то, чтобы найти это равновесие и начать двигаться в плавном ритме, подгребая то с одной стороны, то с другой. Я не решалась обернуться, но слышала, как Остин и Дуг позади меня тоже нашли собственный ритм, и каждый из нас думал о том, как держать равновесие и дышать.

Ветра не было. Не слышно было ни звука. В промерзшем мире царило безмолвие, если не считать попеременного плюх, плюх лыжных палок в воде и мягкого шуршания и скрежета, который раздавался всякий раз, как тупой нос моих саней натыкался на обломок льда. Мелкие осколки от крошащегося края ближайшей льдины падали на поверхность воды, то погружаясь, то всплывая. Более крупные обломки отбрасывали тени на прозрачную воду внизу, создавая призрачное царство, уходившее вглубь, пока не становилось совсем невидимым.