Каждый из нас отправился туда по своей причине. Однако по мере того как между нами устанавливались крепкие взаимоотношения, мы с болью осознавали, что не всем удастся добраться до вершины. Только мы с Дэниелом поднимались в Зону смерти, и хотя я побывала на меньшем количестве вершин, по сравнению с некоторыми, я имела самый большой опыт подъемов на восьмитысячники и знала, что значит оказаться на экстремальной высоте.
Мы прилетели в Луклу, и на этот раз я была вполне готова к тройному акселю, который пилот вынужден проделывать на короткой посадочной полосе. Я знала, что надо подтянуть бафф повыше при подъеме по грунтовой тропке, чтобы спастись от едкой пыли, поднятой яками. В Фериче, на высоте 4258 м, мы поднялись на холм, чтобы полюбоваться оттуда панорамой Дингбоче, и Джим заметил горного гуся, который в полном одиночестве парил над долиной, широко расправив крылья. Джим пришел в восторг и добавил упоминание об этом в свой отчет об увиденных птицах, а я сочла это хорошим знаком.
При виде знакомых молитвенных флагов, которые развевались на ветру, осеняя благословениями местность вокруг, настроение у меня стало еще лучше. Проходя через маленькие горные деревушки, я всякий раз протягивала руку, чтобы повернуть каждый молитвенный барабан, и в знак уважения трижды обходила по часовой стрелке ступы, так как в этих древних куполообразных сооружениях часто хранятся буддийские реликвии. Мы остановились, чтобы навестить ламу-геше, самого высокопоставленного буддийского священнослужителя в Тенгбоче. Встреча с ним и его благословение на восхождение обязательны для каждого альпиниста, направляющегося на Эверест (я уже посещала его двумя годами ранее, когда надеялась добраться до второго лагеря на Эвересте). Фейсал почтительно ждал снаружи, но остальные выстроились в очередь, чтобы повидать ламу-геше и сделать подношение.
Лама-геше невысок, примерно одного со мной роста, у него коротко остриженные волосы и очень добрые глаза. Он сидел, облаченный в ярко-красное, как у кардинала, одеяние, в окружении даров и реликвий. Фотографии с вершин от множества альпинистов, которые приходили за его благословением, удачно поднялись на свои вершины и благополучно вернулись, были наклеены на стены, словно фотокарточки внуков. Когда подошла моя очередь, я сложила руки и поклонилась. Лама-геше спросил мое имя и записал в блокнот. Затем достал из связки красный шнурок и жестом попросил меня наклониться вперед, чтобы ему был удобнее надеть его мне на шею. Он завязал красный шнурок свободным узлом и произнес благословение. Слов я разобрать не смогла, но общий смысл был ясен.
– Да, – кивнула я. – Да, это от вас. Мы уже встречались.
Он ласково расхохотался. Тот факт, что он заметил свой дар, в сочетании с древней традицией значило для меня намного больше, чем я могла осознать в тот момент. Это была не дурацкая красная нитка; это было благословение, ее надлежало носить, как охранный амулет, для защиты от возможной опасности и облегчения любых страданий. Мне сказали, что нитка с благословением, повязанная на человека или животное, даже на их останки, если они давно умерли, способна очистить плохую карму. Она все равно будет действовать, даже, если человек не сознает этого. Горло у меня перехватило. Лама-геше коснулся своим лбом моего, и горячие слезы брызнули у меня из глаз.
– Намасте, – проговорила я, и он улыбнулся мне в ответ своей заразительно радостной улыбкой.
Когда мы уходили, я быстро вытерла лицо рукавом и сказала:
– Вот и отлично.
Конечно, другие в это время фотографировали. Я не из тех, кто готов плакать перед малознакомыми людьми, но на сердце у меня было удивительно легко. Не только пролетающий над горами горный гусь казался мне хорошим предзнаменованием, но и лама-геше помог впервые почувствовать, что восхождение на вершину состоится и будет удачным.
Глава 11