Kak_chitat_Platona_Professorskaya

Ощутимо отличается от этих двух случаев использование драматургического приёма смены собеседника в «Пире». В то время как Пол и Калликл в «Горгии» и Главкон и Адимант в «Государстве» присутствуют при разговоре с самого начала, Алкивиад врывается в круг симпосиастов после того, как восхваление Эроса уже достигло своей кульминации в речи Сократа о Диотиме (Пир 212с). Правда, тот образ, который рисует пьяный Алкивиад, описывая характер Сократа, сам создаёт второй кульминационный пункт диалога; только тема при этом смещается от сущности Эроса к осуществлению философского Эроса в личности Сократа.

Рассказ Алкивиада всецело определяется его личными переживаниями. Выясняется, что Алкивиад был человеком, как будто обладавшим философским дарованием, по каковой причине он некоторое время привлекал к себе «эротическое» внимание Сократа. Однако его непостоянный характер лишил его возможности полностью довериться философскому руководству Сократа; наконец, он совершенно ускользнул из-под его влияния. Таким образом, Алкивиад приволит эпизоды своей философской автобиографии, в которых он предстаёт человеком, призванным к философии, но в итоге не сумевшим соответствовать этому призванию. Алкивиад — это молодой философ, не оправдавший возложенных на него ожиданий.

Этому статусу соответствует и его роль в рамках действия «Пира». Он — опоздавший, человек, который не присутствовал при разговоре с самого начала и не услышал самого прекрасного и высокого в нём — «инициации» в сущность Эроса Диотимой. Да и в действительной жизни этот человек в своё время превратно понял «эротику» Сократа, истолковав её как сексуальный интерес (Пир 217c-219d, особенно 218с).

Платон демонстрирует нам пример тонкой драматической иронии, избирая именно Алкивиада — некогда испытанного Сократом и признанного им слишком легковесным — для попытки охарактеризовать Сократа в его существе. Конечно, он говорит о Сократе много верного и важного — того, что ему удаётся воспроизвести благодаря остроте своей памяти о пережитом. Но там, где он пробует описать его логосы, обнаруживается вся его отдалённость от истинного Сократа. Ведь Алкивиаду представляется, что из-за своих аналогий с кузнецами, сапожниками и дубильщиками эти логосы поначалу кажутся смешными; однако же, полагает он, их нужно «раскрыть», чтобы понять, что одни только эти логосы разумны и содержат в себе божественные изваяния добродетели (Пир 221d-222a).

Очевидно, на какой тип сократовских логосов ориентируется Алкивиад: на разговоры по случаю, изображаемые в ранних диалогах и постоянно разрабатывающие аналогию с тёхнэ, пытаясь на основе «знания» «искусника» («технита») получить выводы о знании этически действующего индивида. К этому типу эленктиче-ски-апоретического разговора относится и краткий словесный обмен между Сократом и Агафоном, следующий за речью последнего (Пир 199с-201с). Ничего иного Ал-кивиад, кажется, не знает. Но в «Пире» эленктический разговор с Агафоном является лишь прелюдией к изложению совершенно иных разговоров, тех наставительных философских бесед, неоднократно происходивших между Сократом и «Диотимой», в ходе которых Сократ получал обучение положительным, незашифрованным знаниям об Эросе. Алкивиаду, опоздавшему, совершенно неизвестны разговоры подобного рода. Отсюда то специфическое значение, которое он придаёт аналогиям с сапожниками и дубильщиками, а также необходимости «раскрытия» подобных логосов. Слова Сократа, которых он сподобился наедине в «эротической» ситуации и которые несут в себе отчётливые отголоски мысли об иерархии прекрасного из речи о Диотиме (Пир 218d-219а), сам Алкивиад в решающий час, очевидно, не сумел «раскрыть», иначе он более не надеялся бы на телесную любовь (219Ьс) и не отпал бы позже от неповторимого учителя «добродетели» (аретт)).

Итак, если мы верно усматриваем в опоздании Ал-кивиада сознательное и исполненное смысла драматургическое решение Платона, то, признавая в «раскрывании» диалогов (т. е. в расшифровке скрытых намёков) верную и важную герменевтическую максиму, мы не должны упускать из виду, что Платон весьма явно изображает «раскрывание» герменевтикой тех, кто ничего не знает о более конструктивных философских логосах, ведущих далее ввысь на пути к принципам (арх^а0- Ал-кивиад — это не только наш платоновский источник по вопросу «раскрывания»; он также является тем примером, на котором Платон показывает, что раскрывание не может увенчаться успехом без прямого обучения главнейшим философским знаниям.

Глава двадцать первая ИРОНИЯ

Из всех выразительных средств Платона наиболее знаменитым, пожалуй, является ирония. Изысканная лёгкость, изящество и тонкость нюансов его иронического тона не знают себе равных во всей мировой литературе, отнюдь не бедной на иронию, и являются неисчерпаемым источником восхищения для образованного читателя.