Читаем Как говорить правильно: Заметки о культуре русской речи полностью

Русский человек, даже хорошо грамотный, иногда становится в тупик, когда дело доходит до образования формы родительного падежа множественного числа некоторых существительных. Случилось так, что формы родительного падежа множественного числа существительных второго склонения имеют сейчас целых три окончания: -ов/-ев, -ей и так называемое нулевое (т. е., проще говоря, никакого: в родительном падеже остается основа существительного, но исчезает окончание). Например, слова стол, город, палец образуют форму родительного падежа множественного числа с помощью окончания -ов/-ев: стол-ов, город-ов, пальц-ев. Слова шалаш, нож, учитель, конь приобретают в той же форме окончание -ей: шалаш-ей, нож-ей, учител-ей, кон-ей. Слова же окно, сало, масло, умение, знание получают нулевое окончание: окон, сёл, масел, умений, знаний (й в последних двух словах — это звук основы, а не окончания; он не обозначается отдельной буквой в форме именительного падежа единственного числа и «скрыт» за буквой е, т. е. эта буква обозначает в таких случаях два звука: j+э).

Наиболее древнее во втором склонении — нулевое окончание. Окончания же -ов/-ев, -ей проникли во второе склонение из ныне исчезнувших склонений древнего третьего и древнего четвертого. «Пришельцы» оказались сильными, вступили в длительную борьбу с «хозяином» и потеснили его, заменив во многих словах. Эта «борьба» не прекращена и до наших дней; вот почему мы часто сомневаемся, выбирая окончание, не знаем, какому отдать предпочтение. Наши «колебания» нередко поддерживаются влиянием на нашу речь диалектов, в которых окончания родительного падежа множественного числа существительных второго склонения далеко не всегда совпадают с соответствующими окончаниями, узаконенными литературным языком.

Попытаемся оживить в памяти группы существительных, заставляющих нас «колебаться» при образовании формы родительного падежа.

Вот существительные, основа которых оканчивается на -ин. Они обозначают принадлежность к той или иной нации (грузин, абазин), а также отношение к определенной территории (южанин, северянин, волжанин), к тому или иному городу (харьковчанин, вологжанин, киевлянин). Эти слова в форме родительного падежа множественного числа не имеют окончания: грузин, северян, волжан.

Получают нулевое окончание и существительные среднего рода (за очень редкими исключениями): болото — болот, вещество — веществ, войско — войск, дело — дел (не делов!), знание — знаний, место — мест (не местов!), плечо — плеч, умение — умений, яблоко — яблок (не яблоков!) и др. Из числа «исключений» можно, пожалуй, упомянуть: дно — доньев, древко — древков, колесико — колесиков, облако — облаков, очко — очков, перо — перьев, плечико — плечиков, полено — поленьев, ушко — ушков, шило — шильев.

Нулевое окончание имеют некоторые существительные мужского рода, которые не удается подвести под то или иное классификационное определение: аршин, валенок, вольт, глаз, гран, гренадер, гусар, драгун, кирасир, партизан, погон, раз, сапог, солдат, человек, чулок.

Литература, узаконив форму родительного падежа множественного числа валенок, сапог, чулок, не принимает, однако, форму «носок»; слово носки имеет форму родительного падежа множественного числа носков; так же: апельсин — апельсинов, баклажан — баклажанов, мандарин — мандаринов, помидор — помидоров, гектар — гектаров, грамм — граммов, килограмм — килограммов.

Под влиянием главным образом диалектов нарушается литературная норма образования форм родительного падежа некоторых существительных, не имеющих формы единственного числа. Вот небольшой перечень таких слов, в которых литературная норма не допускает в форме родительного падежа нулевого окончания: алименты — алиментов, клавикорды — клавикордов, консервы — консервов, мемуары — мемуаров, подмостки — подмостков, подонки — подонков, последки — последков, прогоны — прогонов, счеты — счетов, финансы — финансов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки