Как я разлюбил дизайн

Все, что отсутствует на этой обложке, – самое интересное. Мы не видим демонстрантов, национальных флагов, транспарантов. Водных струй, облаков газа. Нет здесь и орла, решеток, стиснутых кулаков. Нет местного колорита, истории и истерии. Мессианства. Честно говоря, такой же кадр можно было сделать во время демонстрации в Германии или Португалии. Международный язык дизайна позволял сказать:

– Эй, мы нормальные. Такие же, как вы.

Как в песне Яна Кшиштофа Келюса (78): «Как будто мы в Европе – без крови и без масок». Сегодня, следуя тем же правилам, демонстранты в Стамбуле, Тегеране или Киеве выходят на площади с транспарантами, на которых лозунги написаны по-английски.

* * *

Если назвать дизайнерские проекты частями речи, то обложка «Рапорта…» будет существительным. Врагом прилагательных. Это отличительная черта лучших проектов «Нова». На обложках магнитофонных кассет – тогдашних аудиокниг – арт-директор помещал коллажи из фотографий реквизитов: телевизионных прожекторов, наручников, замко́в. Получалось что-то вроде иллюстрированного букваря военного положения, который без труда переводился на иностранные языки.

Существительное выражает доверие к читателям. Прилагательное шагает рядом как тень или конвоир. Дополняет, давит, определяет. Заботится о том, чтобы мы не совершили ошибку, давая оценку. Не упустили из виду черты человека или предмета.

– Фу! – предостерегает оно. – Не трогай, не прикасайся, смотри, как это отвратительно.

Официальная пропаганда всегда бурлила прилагательными. Читая статьи, в которых (внимание, прилагательное) сталинская пресса давала характеристику плану Шумана, я пытался подсчитать эпитеты: «антисоветский», «бандитский», «циничный», «диверсионный», «грабительский», «лживый», «гегемонисский». После двадцатого я сбился со счета.

Язык оппозиции семидесятых служил противоядием. Сухой. Деловой. Лаконичный. Он отделял информацию от оценки. Обложка «Рапорта…» – его визуальный эквивалент.

* * *

Этот стиль письма сохранялся до начала девяностых. Еще в 1991 году я стал невольным свидетелем скандала, который разгорелся в «Газете Выборчей» (79), когда новый журналист употребил в тексте затасканное определение «легкая атлетика – царица спорта».

– Мы не «Трибуна люду» (80)! – кричала легендарная редактор.

Но, конечно, эмоции взяли верх. Сухой стиль сводок и подпольных газет вскоре испарился. Таблоиды показали, что эмоции опережают факты. Они важнее. Быстрее. Они заставляют открывать ссылки. Они продают.

Сдержанность – не добродетель, поэтому никто ее больше не отстаивает. Не стискивает зубы. Мы живем в эпоху необузданной эмоциональности. Даже если факты говорят сами за себя, они делают это слишком медленно. Графические дизайнеры и журналисты предпочитают не рисковать.

Два плюс два

Весной 1989 года все изменилось. Как в анекдоте про льва – человек поднял зонт, крикнул: «Пиф-паф», – и лев упал замертво. Так ли важно, кто стрелял из-за спины охотника? И что послужило спусковым крючком: Афганистан? Звездные войны? Падение цен на нефть или божественное заступничество? Все равно. Пиф-паф. Лев убит.

Может, так работает история: одно и то же действие неожиданно дает совершенно иной эффект. Бессмысленные жесты приносят результат. Вечному неудачнику достается главный приз, а какой-то человек в саванне свято верит, что застрелил льва из зонтика. И что это уже последняя часть его приключений.

* * *

С июньских выборов (81) нам всем запомнился плакат с ковбоем. Он стал эталоном. Вошел в учебники. И с тех пор возвращается в очередную годовщину, набирает силу и увеличивается в размерах. Баннер на Дворце культуры достиг размеров Кинг-Конга.

В одном из мемуарных текстов я прочитал, как все начиналось:

– Приходит ко мне студент Академии изящных искусств и приносит макет плаката: идет Гэри Купер в образе шерифа, но вместо пистолета у него избирательный бюллетень с надписью «Солидарность», – рассказывает Хенрик Вуец (82). – «Ну, не знаю, – говорю я этому парню, – пойди спроси в нашем рекламном отделе». Через минуту он возвращается и говорит, что им не понравилось, они не возьмут. Тогда я сам решил, что мы не будем никого спрашивать, и отправил макет в типографию в Италии. В то время вестерны были лучшими фильмами, которые показывало польское телевидение. С четкой границей между добром и злом. Автора плаката зовут Томаш Сарнецкий.