Как я разлюбил дизайн

В этих словах слышится гордость человека, который проявил интуицию. Сделал по-своему, вопреки мнению рекламных профи. Ирония заключалась в том, что он распознал раскручивающийся механизм польской политики. Избиратели хотели, чтобы с ними говорили понятным языком и чтобы четко обозначали, где добро, а где зло. Лучше всего, если это сделает чувак с пушкой, который придет неизвестно откуда и прекратит весь этот бардак. Кастинг на роль хорошего шерифа был открыт… Несколько лет спустя граждане сделали с партией Хенрика Вуеца то же, что Вуец сделал с польским плакатом.

Можно придраться к тому, что выбранная картинка с самого начала предвещала падение «Солидарности», что вместо коллективного действия она показывала одинокого воина. Что провозглашала культ индивидуализма, а ассоциация с вестерном «Ровно в полдень» грешила поверхностностью, учитывая горький и, в сущности, пессимистичный финал фильма.

А хуже всего был значок на лацкане и карточка с надписью «выборы», которую Гэри Купер держит в руке. Что ж, в любую эпоху над усилиями карикатуристов нависает заклятие Нины Симон: «Oh Lord, please don’t let me be misunderstood / Don’t let me be misunderstood / I’ll try so hard, so please don’t let me be misunderstood»[10].

Но этот разжевывающий все детали, буквальный, не-оставляющий-зрителю-возможности-интерпретации-проект работал. В июне 1989 года избиратели чувствовали, будто ведут поединок, озаренные солнечными лучами. Пиф-паф!

* * *

Был еще один плакат, который вывесили той весной. Его автор – художник семидесяти пяти лет, родившийся еще подданным царя Николая II, за два месяца до начала Первой мировой войны. Проект для «Солидарности» – одна из последних работ Генриха Томашевского. Он представлял собой – по крайней мере, на первый взгляд – скорее жест поддержки, чем художественное произведение. Что-то вроде концерта Ива Монтана, который приехал тогда в Польшу и старческим голосом затянул «Мертвые листья».

Томашевский не искал знак или визуальную метафору. На сей раз он ничего не нарисовал. Он выбрал самый прямой способ обратиться к зрителю.

Он старательно вывел: «Чтобы».

Слова: «Польша была Польшей».

Ниже две двойки – гогочущие птицы с вытянутыми шеями.

Черно-красное «должно быть всегда».

И результат.

Чтобы ПОЛЬША была ПОЛЬШЕЙ, 2 + 2 должно быть всегда четыре.

Школьный шрифт сообщал о простодушной наивности. И текст был наивный. Он объединял в себе две банальности. Сперва упражнение в патриотическом склонении, припев популярной в годы военного положения песни Яна Петшака (83) о Норвиде (84), Джимале (85), вере, а также о матерях, женах, знаменах, очагах и так далее.

А еще урок счета. Интересно, как часто «2 + 2» становилось политической декларацией. Даже в «1984» Оруэлла арифметика играла ключевую роль. Бедный Уинстон Смит записал (с чувством, что это «важная аксиома») следующие слова:

Свобода – это возможность сказать, что дважды два – четыре. Если дозволено это, все остальное отсюда следует (86).

Эти размышления вскоре привели его в камеру пыток, где разыгралась ужасная сцена с электрошоком и счетом пальцев:

– Сколько пальцев, Уинстон?

– Четыре! Перестаньте, перестаньте! Как вы можете? Четыре! Четыре!

– Сколько пальцев, Уинстон?

– Пять! Пять! Пять!

– Нет, напрасно, Уинстон. Вы лжете. Вы все равно думаете, что их четыре. Так сколько пальцев? – Четыре! Пять! Четыре! Сколько вам нужно. Только перестаньте, перестаньте делать больно!

Томашевский в одном предложении соединил пафос и арифметику. Местный колорит (кто за пределами Польши слышал о ксендзе Сцегенном? (87)) и универсальный посыл, понятный даже в Брно и Сан-Паулу.

Он пытался соединить два языка, две традиции. Показать, что одна невозможна без другой. Найти между ними равновесие. Что ж… Прошла четверть века, а у нас по-прежнему с этим проблема. Пиф-паф!

* * *

Самое интересное, что красной чертой он подчеркнул слово «всегда»… График может выделить слово шрифтом, размером букв, светом, цветом. Подчеркивающая линия – это провал, признание собственной беспомощности, это как повышение голоса, стук по столу – всегда, повторяю, всегда! Или двойной восклицательный знак в прозе.

Весной 1989 года политические изменения казались зыбкими. Можно было опасаться, что они долго не продержатся. Плакат Томашевского заклинал: «На этот раз всегда должно быть навсегда». То есть – вне цикла очередных «оттепелей» и «заморозков». Ослабления и закручивания гаек.