Графическое оформление книги – это искусство построения негативного пространства, полей, межстрочных интервалов, пробелов между словами и просветов между буквами. Хорошо скомпонованная надпись – это гармонично соединенные пространства, а не буквы. Озера, заливы и ручьи, соединенные в одну акваторию. Возможно, в этом и состоит дизайнерское искусство – в управлении пустотой.
Что как-то объясняет успехи гельветов. На родине дырявого сыра некоторые вещи должны быть очевидными.
Петер Цумтор, архитектор из Базеля, описывает свои ощущения:
Существует магия живописи и стихотворения, слов и образов (…). Существует также магия того, что реально, материально, телесно, магия вещей, которые меня окружают, которые я вижу и нюхаю, до которых дотрагиваюсь и которые слушаю. Бывают минуты, когда это волшебство (…) подобно постепенному взрослению души: поначалу его просто не замечаешь.
Великий четверг. Я сижу в длинной галерее суконных рядов. (…) За спиной у меня стена кафе. Людей – ровно столько, сколько должно быть. Цветочный рынок, залитый солнцем. Одиннадцать утра. Фасады на противоположной стороне площади в тени, кажется, будто они выкрашены в приятный голубоватый оттенок. Чудесные звуки…
И так далее, он перечисляет все по очереди, включая «софу с бархатной спинкой бледно-зеленого цвета». Я задумываюсь, что меня так раздражает в этом фрагменте. Помимо слова «магия» (вне контекста «Гарри Поттера»).
Хороший дизайн вызывает реакцию: «Вот оно как!»
Дизайн – это решение головоломки. Момент, когда гроссмейстер объявляет мат, Микеланджело извлекает скульптуру из мрамора, а Шелдон Купер (114) ставит знак равенства в последнем уравнении (БУМ!).
Контакт с хорошо спроектированным предметом, зданием или текстом дает ощущение гармонии. Как у Цумтора: наше негативное пространство чудесно сочетается с негативным пространством стола, кресла, площади. Последняя деталь пазла встала на место.
Архитектура дает ощущение, что мы находимся на своем месте. А раз так, то мир хорошо организован. Во всех смыслах этого слова.
Что, разумеется, неправда. Мир организован довольно паршиво. Кто-то торопился. Небрежно извлекал вещи из их глыб. Раз за разом вылезал за контуры. Неточно подбирал цвета, как уставший дошкольник, которого пытаются занять раскраской из интернета.
Вторник неизвестно какой по счету обычной недели. Ни малейшего шанса на солнце в ближайшие полгода. Никаких видов на Швейцарию, галереи, суконные ряды, мраморные столешницы, брусчатку под ногами и «панораму рыночной площади с рядом домов, церковью и памятниками».
Мороз. Кособокий тротуар подставляет ножку. Билетный автомат сжирает десятизлотовую купюру, со скрежетом выдавливает из себя билет, вынуждая покупателя наклониться и с трудом выковыривать сдачу.
Не может быть, чтобы кто-то соорудил такое непреднамеренно. Если только представитель чужой цивилизации – инопланетянин, которого наняли в проектное бюро городского транспорта. Я пытаюсь его вообразить. Судя по расположению экрана, его рост – не больше метра сорока сантиметров, у него очень длинные руки с кривыми когтями, приспособленными для того, чтобы вылущивать мелочь. Судя по всему, он состоит в родстве с инопланетянином, ведающим билетами для оплаты парковки.
Мы не вписываемся в это пространство.
Мы еще живы.
III. Магазин с дизайном
Выставка
Выставка Тересы Жарновер (115) оказалась безбрежной печалью. Из музейного окна открывался вид на пустой дом напротив. Пустую улицу. Может, все это из-за погоды и тумана, но в опускающихся сумерках Лодзь походила на декорации к «Кабинету доктора Калигари».
Это была выставка печального авангарда. Плохих времен. Неприятных мест.
Почти все в залах Музея искусства было неприятным.
Неприятные заголовки коммунистических газет. Горилла, пожирающая Европу на обложке поэмы Анатоля Стерна (116). Молодой Сталин, растущий из толпы на обложке журнала «Червоны штандар» (117). И тюрьмы эпохи санации. И плакат «Мы требуем амнистии». Корявые буквы «За единство рабочих и крестьян! Список 13».
Война. Кадры бомбардировки Варшавы. Фотографии вспоротых домов. Перины. Кирпичи. Мебель. Коллаж авторства люфтваффе.