Как я разлюбил дизайн

Прототип стола – отполированный взглядами бдительных ассистентов из Академии. Вымученный результат целого семестра исправлений.

Жалкие гаджеты, рекламирующие город (плод какого-то конкурса).

И еще куча других вещей.

Все эти идеи – одни лучше, другие хуже – не имели ничего общего с промышленностью или ширпотребом. Они даже не смотрели в ту сторону. Доминировали уникальные проекты. Ручная работа. Арт.

Спонсором экспозиции выступал немецкий производитель письменных принадлежностей, так что можно было испробовать перьевые и шариковые ручки, прикрепленные к столешнице супернадежной стальной леской. Единственный за весь день контакт с практикой и, кажется, единственный выставочный предмет, который можно было купить в магазине.

* * *

Мое внимание привлек гарнитур пээнэровской мебели, оклеенный чем-то разноцветно-геометрическим. Описание гласило, что узор повторяет рисунок свитера, в котором выступает звезда какого-то юмористического шоу.

Это характерный концепт. Наше отношение к прошлому дизайна – смесь гордости и смущения. С одной стороны, тяга к скромности и аскетизму. Уважение к прежним достижениям. А с другой – дурачество, издевка, юмор из серии «мужчина, вас тут не стояло» и атмосфера комедий Станислава Бареи (119).

Так мы рассказываем о своем скромном прошлом. Вроде с гордостью (как-никак, наши корни), но и с опаской. Рассказываем, всегда готовые обернуть признание в шутку. Съязвить первыми, пока над нами не посмеются другие.

Мы не чувствуем в себе достаточно сил, чтобы спокойно посмотреть назад. Волны ностальгии заливают прошлое, перемешивая истинные достижения с дешевкой.

Глядя на узорчатую мебельную стенку, я почувствовал, что совершенно не тоскую по социалистическому дизайну. Я тоскую по тоске. По значению, которым когда-то наделял слово «дизайн». По вере в предметы.

Неловкое молчание

В девяностых я работал в дизайнерской компании, торговавшей компьютерами. Идея была новаторской: наш клиент мог купить одновременно и горшок, и гончарный круг.

Мы сидели на четвертом этаже бывшей типографии и продавали технику нишевого производителя из Калифорнии. В те времена еще не было ни айсторов, ни айпадов. Приставка «ай» только начинала карьеру в маркетинге, а символом современности оставалось слово «онлайн» и цифра 2000.

Джонатан Айв (120) как раз расправлял крылья. Новые ноутбуки Apple были похожи на цветные пластиковые мыльницы – райские птицы среди офисной техники. Не говоря уже о высоком качестве исполнения, прочных материалах, надежности и чем-то там еще.

К сожалению, в Польше их упорно не хотели покупать. Их приобретали в основном знакомые дизайнеры, переводчики и журналисты (медиарынок был на подъеме, и издатели порой проявляли щедрость). Владелец не терял надежды, что вскоре судьба повернется к нам лицом, поэтому мы высматривали знаки грядущих перемен.

И перемены настали. В один прекрасный день скрипнул грузовой лифт (другого не было) и порог офиса переступил клиент мечты. Он отвечал всем требованиям:

Одет в костюм.

Никто из нас его не знал.

Он не был дизайнером. Не переводил Филипа Рота. Не ставил мультимедийных спектаклей.

Самое важное – он желал приобрести лазурный айбук. Мне кажется, его манил цвет «мандарин» или даже «клубника», но он еще не отваживался на столь экстравагантный шаг.

В то время с клиентами вели длинные разговоры, посему вскоре мы узнали, что наш новый друг работает рекрутером – специалистом в новой сфере, называемой «эйчар». Свою покупку он рассматривал как инвестицию:

– Я встречаюсь с разными людьми. Тестирую, кого удастся выцепить и за сколько. Часто встречи проходят в публичных местах, в основном в кафе. Сами понимаете. Парень нервничает, боится, что кто-то его увидит. Бывает, ему трудно начать разговор. Тогда я достаю компьютер. И тут же вопросы: «А что это? А почему цветной? А сколько стоит?» Попался!

* * *

Пару лет спустя я прочитал репортаж о человеке, который похожим образом объяснял расходы в фирменном магазине «Краковский буфет» (121). Семейное торжество, напряженное молчание, и тут на столе появляется ветчина. Всеобщее оживление: «Что? Где? Сколько дал?! Сколько-сколько?!» Конечно, в случае кризиса такие дискуссии можно вести и о товарах из ближайшего супермаркета.

Я задумался: не наш ли это клиент, этот любитель деликатесов? Вполне возможно.

Точно можно сказать одно: дизайн – средство от неловкого молчания.

На рубеже веков все шло хорошо. Отныне должно было стать супер. Лучше и лучше. Дизайну не требовалось спасать народы и людей. Достаточно того, что он помогал постичь но-вое искусство разговоров ни о чем, предшествующих сути беседы. То есть денег.

Магазин с дизайном

За забором виднеются надгробия. Кресты и крылья ангелов со следами пуль. Рядом постройка для сжигания медицинских отходов, переделанная под новое здание Академии художеств. И еще магазин.

Просторное помещение. В стратегических пунктах сняли штукатурку, а кирпич покрасили белой краской. На полу из гладкого бетона совершенно ненужные стрелки из скотча.