Читаем Как я разлюбил дизайн полностью

Затем ночь в Лиссабоне. Ожидание визы. И целая стена, оклеенная корреспонденцией. Приписки «SOS, SOS, SOS» на ее письмах. «УМОЛЯЮ», написанное печатными буквами. И ответы на элегантных фирменных бланках с названиями американских галерей в шапке. Нет, она мне неизвестна. Я никогда о такой не слышал. Не видел никаких работ. По большому счету, я полагаю, мы должны помогать даже тем, с кем незнакомы, но на данный момент у меня слишком много обязательств.



(«Найдите ее, черт бы вас побрал, в гугле, – думаем мы, рассматривая эти письма. – А ты отправь же им наконец этот имейл с фотографиями».)

Очередные снимки. Мрачный дом в Лиссабоне. Лайнер, который перевез ее через Атлантический океан. Список лиц, допрошенных иммиграционными службами. Приписка «Polish Hebrew» рядом с фамилией (не впустили).

Очередной дом, на сей раз – в Канаде.

И все-таки Америка. Одна-единственная выставка. Чиновник благотворительной организации отчитывается: художница просила какую-нибудь одежду.

Гуаши. Фото скульптур. Случайные заработки. И еще вот что: после самоубийства в ее мастерской обнаружили одиннадцать изображений Богоматери. Она пыталась продавать их в окрестных костелах («Довольно удручающе, что именно таким образом ей приходилось зарабатывать на жизнь», – читаем в каталоге).

* * *

Работы Жарновер лишены обаяния. Это самое большое достоинство выставки: она напоминает о мучительном, уродливом и неприятном авангарде.

Ну потому что вообще-то авангард прикольный. Приятный. Элегантный. Эстетичный, как надпись шрифтом Футура. Чистый, как швейцарская типография. Как белый фарфор в любимом кафе.

Как виллы в районе Саска Кемпа в Варшаве и роскошные каменные дома в центре. Авангард стал основой мещанского хорошего вкуса.

Влюбитесь в дизайн

Однажды утром я прочитал в трамвае: «Влюбитесь в дизайн».

С тех пор как установили мониторы, я не могу оторвать глаз от спешно наштампованных реклам, объявлений и новостей со всего мира.

«Следующая остановка: Гроховская площадь. Новость дня. Актриса во второй раз станет мамой…» Рядом кто-то кричит: «Биржа труда – бандиты!» Бомж заснул и вряд ли проснется до конечной. Бегущая строка на экране информирует: «Животик звезды заметно округлился». Дальше что-то о рассеянном склерозе. Афиша комедии «Шпанская мушка» и рубрика «Этот день в истории» – «…семьдесят лет назад погиб от ран». Размытое фото. Логотип Института национальной памяти.

И вдруг: «Влюбитесь в дизайн». Уже в ближайшие выходные, с 10:00 до 16:00.

Любопытно. Нас постоянно призывают во что-то влюбиться. Мэрия предлагает влюбиться в Варшаву. Харцеры (118) – влюбиться в харцерство. Импортеры алкоголя – в текилу. Даже на брошюре о раздельном сборе мусора напечатали логотип «Влюбись в зеленую Варшаву». Нельзя сортировать мусор на «мокрый», «сухой» и «стекло», если нас не переполняют чувства.

Мы любим Польшу. Любим выпечку. Любим обувь. Идет процесс любовного маркетинга, бесконечная романтическая комедия.

Но влюбиться в дизайн?

* * *

Festиваль (разумеется, полслова по-английски) проходит на территории бывшей фабрики.

За столетие производство менялось несколько раз. Сначала текстиль. Потом моторы, станки, арматура. После войны – легендарные скутеры «оса». Потом уже ничего. Остались только кирпичные цеха, разбросанные по огромному пространству, рельсы узкоколейки и лакомый участок для застройщика.

Новые апартаменты рекламирует слоган: «Авангардная площадка для культуры и бизнеса». А также: «Креативный квартал ждет вас». Чтобы название соответствовало действительности, бывшие цеха превратили в редакции модных журналов, киностудии, архитектурные бюро и рестораны.

* * *

Мы пошли в субботний вечер.

Между зданиями – на время праздника – припарковали фургончики с гамбургерами и рикши, с которых торговали мороженым со вкусом манго и лимонадом из Берлина. Хипстерский аналог сахарной ваты и леденцов на палочке.

Мне нравился вид пустынных офисов. Я с завистью заглядывал в фабричные окна.

В двадцать первом веке мы достигли прогресса – почти у всех нас сидячая работа. Социальные различия проявляются в том, насколько удобно мы сидим.

У представителей креативного класса были навороченные кресла. Они выглядели как трон Дарта Вейдера. С металлическим каркасом, множеством элементов из нержавеющей стали и сиденьем, обтянутым футуристическими тканями. Их владелец никогда не узнает, что такое боль в позвоночнике.

Только у прекариата ломит поясницу.

* * *

А выставка?

Был студенческий проект будки. На сопроводительной фотографии улыбалась собака-жилец. Вместо ошейника на ней красовалась бандана с надписью «Я из приюта».

Рядом – инновационный проект будки для детей. Двухэтажный домик из фанеры, с лежачим местом наверху и рабочим внизу. Автор этой концепции, судя по всему, в жизни не видел ребенка, поэтому поверил, что активность шестилетнего сорванца можно ограничить тремя квадратными метрами, а вокруг будет царить первозданный покой. У этого экспоната мы с женой задержались подольше, мечтательно любуясь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза