Как я разлюбил дизайн

Когда-то я думал, что эта проблема только у меня. Потом прочитал интервью с Гражиной Кульчик, разведенной женой олигарха и меценаткой искусства. Я понял, что это не какой-то личный бзик, а естественная реакция, соответствующая замыслу дизайнера и заказчика. Самая Богатая Женщина Центральной Европы (не считая Украины) рассказывает о своем торговом центре в Познани:

Это общественное пространство с богатым выбором, но и определенными требованиями. Среди посетивших нас в первые дни клиентов встречались, например, такие, которые (…) успели выпить пива и пришли посмотреть новое место. Но удивительно, как они реагировали на «Пивоварню» (129), как себя «дисциплинировали». Им даже никто не говорил: «Господа, хорошо бы вы приходили сюда трезвыми». Нет. Они сами, переступив порог «Пивоварни» и видя публичную роскошь, прятали за спину бутылки, испытывали смущение. А в следующий раз приходили уже без бутылок.

Вот о чем речь. Дизайн должен обескураживать. Дисциплинировать. Указывать человеку его место. Блюсти иерархию. Люстры, ковры и мягкая мебель действуют как door selection[18]. Напоминают, что мы не дома. Надзирают за гостем (вынь руки из карманов, не сутулься, спрячь бутылку). Как в стихотворении, которое всегда цитируют в «Зешитах литерацких» (130):

…теперь тебя он видит каждой складкой.
Сумей себя пересоздать и ты (131).

Потому что каждая дверная ручка и каждая мраморная плитка говорит: «Давай приведи себя в порядок. Оденься как человек. Следи за своими манерами». Я уж молчу о камерах и охране на сегвеях. Гражина Кульчик достаточно богата, чтобы говорить искренне. Ничто не ограничивает ее экспрессию, поэтому она смело развивает мысль:

Я считаю, если бы сюда пришли чиновники, которые занимаются социальными вопросами, они бы увидели, как можно совместными усилиями создавать общественные нормы. Вовсе не при помощи полиции, приказов, запретов, а именно благодаря эстетике. Нельзя всем занижать планку, нужно всем ее повышать. Уважение за уважение.

Интервью было озаглавлено: «Потребность в публичной роскоши».

* * *

– Что такое социальный дом? – спросил ребенок.

– Ты имеешь в виду дом социальной опеки? – ответила жена.

– Наверное.

– Ну, знаешь, если кто-то очень болен, или стар, или несамостоятелен, он может жить в таком доме, его будут опекать…

Ребенок посмотрел на нас с сомнением.

– И туда ходят?

– Да. Например, чтобы кого-то навестить.

– А пространство?

– Что пространство?

– Что значит «социальное пространство»?

– Не знаю, – сдалась жена. – Может, публичное пространство?

– Да, публичное! – просиял ребенок. – Так что такое публичный дом?

* * *

Публичное пространство.

Например, площадь. Когда я поселился в районе Грохув, здесь колосилась трава, валялись окурки, а еще были тополя и алкоголики. В первый день один из них вскочил при виде меня. Может, не столько вскочил, сколько осторожно изменил положение. Сделал несколько шагов и о чем-то спросил. Я не понял ни слова, а мужик с напряжением ждал ответа.

– Без пятнадцати четыре, – предпринял попытку я.

– А день, блядь, какой, день? – простонал тот.

Прошло несколько лет, и в этом месте устроили районный променад. То есть:

• срубили тополя,

• выложили камнем газоны (на полях заметим: гранит не впитывает мочу),

• поставили стрельчатые скамейки.

Вогнутое сиденье из деревянных реек и чуть откинутая назад спинка. Все вместе – высотой около двух метров. Форма скамейки на-поминает стиль расположенного неподалеку костела – модернизм, скрещенный с готикой.

Стоит отметить, что тех, кто за «променад», полнее всего характеризует спор о скамейках. Как известно, место для сидения притягивает алкашей. Молодежь. Безработных. Люмпенов. Одним словом, людей, которым некуда торопиться.

Поэтому жильцы требуют убрать скамейки во время очередных реновационных и ремонтных работ.

Но нет. Ведь так нельзя. Потому что есть еще матери с детьми. Родителям надо куда-то присесть, пока их чадо гоняет на скейте по новой тротуарной плитке. И даже старичок из возрастной группы 50+ хотел бы присесть и посмотреть на новый фонтан, сделав покупки в аптеке «Здоровые скидки».