Компьютеры походили на выпотрошенные старые радиоприемники, накрытые серым листовым железом. Настоящие специалисты без устали ковырялись во внутренностях своих машин. Собирали их из кусков. Что-то покупали на рынке. Что-то подкручивали, случалось, даже использовали паяльную лампу.
Мой предыдущий… нет, мой предпредыдущий «макинтош» был еще из того времени. Он имел форму квадратной подушки из бирюзового и белого пластика. Сбоку на корпусе находилось выпуклое яблоко, а над ним – элегантная ручка. Она предлагала: «Загляни под капот». Одно движение – и «мак» открывался, словно сундук, являя взору просторное и изящное нутро. Это была лебединая песня Эпохи Ковыряния.
В годы моего детства развинчивание предметов принадлежало к числу мальчишеских и мужских ритуалов. Начиналось с часов, телефонов, радиоприемников.
Конечно, мой отец был серийным развинчивателем. Когда-то, движимый любопытством, он разобрал на части и не смог собрать телефон «Братек». Он не опустил руки и взял другой аппарат. Для надежности разобрал и его тоже, но история повторилась, так что нужно было найти еще один экземпляр, а потом… Однако мама велела ему прекратить и остановила цепную реакцию. Если бы не это, в городе не уцелел бы ни один телефон.
Я так не умел. Мне был не по зубам даже гэдээровский конструктор. Отец – придерживаясь принципов мягкой педагогики – давал мне поиграть со сломанными радиоприем-никами в надежде, что во мне проснется зов крови, пробудится любопытство, заговорит скрытый инженерный инстинкт. Ничего подобного. Отвертка скользила по винту, а когда наконечник все же находил опору, я всегда крутил ее не в ту сторону и, вместо того чтобы развинтить, затягивал так сильно, что детали начинали трещать.
Настоящим мастером был наш сосед. Чиновник без шансов на повышение, брюзга, чья семейная жизнь превратилась в мрачную череду взаимных претензий (благодаря тонким стенам весь дом знал подробности). Но достаточно было одного теплого дня, чтобы мужик ожил. Тогда он снимал пиджак, выходил в свет. В тренировочных штанах, вооруженный комплектом щеток и губок, прихватив пластмассовое ведро, средство для мытья «Людвик» и клетчатое одеяло, он шел на парковку.
Начинал с невинных игр в пене. С первых легких прикосновений. Лил воду, намыливал спину, полировал эрогенные зоны «сирены». Затем, войдя во вкус, нырял под капот, вползал под раму, проникал в потайные места двигателя, где созревал – как писали в книгах для школьников – «пламенный, горячий, дарящий тихую и чувственную радость плод его исступленного наслаждения». Из-под автомобиля торчали дрожащие ноги. Слышалось пыхтение и покашливание.
Эхо разносилось над парковкой. Смешивалось со стонами других мужчин, слившихся со своими «вартбургами» и «заставами». Дж. Г. Балларду (139) не под силу описать эту оргию.
Отсюда следует: автомобили в те времена не отличались надежностью, а по телевизору смотреть было нечего. Сегодня у нас есть кабельные каналы. Но чтобы прикоснуться к двигателю, сперва нужно защитить диссертацию по запчастям.
Когда в наших домах появились компьютеры, мы отнеслись к ним как к чему-то вроде новой разновидности радио. «Эппл-1», тот самый, собранный в гараже, выглядел вполне безобидно. Деревянный ящик с какими-то сборочными узлами, кабелями и лентами. Что-то для любителя мастерить (жаль, что в «Юном технике» я читал только научно-фантастические рассказы).
Еще мой ноутбук – спасенный христианами – весил довольно прилично. Он был толстенным, как бутерброд, приготовленный для школьного завтрака. И хотя доступ внутрь охранялся взводом винтов, человек с отверткой сумел его преодолеть (сказал слово и исцелил диск мой).
Дальше было хуже. Каждая новая модель становилась тоньше. Как в мультфильме «Микки и бобовый стебель», когда изголодавшийся Микки режет остаток хлеба, а прозрачный ломтик колышется в воздухе, словно муслин, и, вычерчивая арабески, медленно опускается на тарелку Гуфи.
В январе 2008 года Стив Джобс – аскетичный отец-пустынник – представил миру самый тонкий ноутбук в мире. Это был «Макбук Эйр» (в самом важном месте оструганный до четырех миллиметров). Слово «воздух» указывало направление дальнейшего развития.
Во время последующих презентаций корпорация Apple сообщала, до скольких миллиметров удалось раскатать тесто… Через несколько лет Стива Джобса не стало, а интернет вовсю издевался над дефектными гнущимися айфонами. Зря. Даже если это был несчастный случай на производстве, рекордно тонкий гаджет выражал суть эволюции. Смартфон стал почти таким же бестелесным, как воздушные ломти в фильме Диснея.
И почти никто не видел, что у него внутри, – кроме затюканного рабочего какого-то завода в Китае.
Когда-то у меня был дешевый будильник Braun, спроектированный в середине восьмидесятых под контролем знаменитого Дитера Рамса в соответствии со всеми заповедями «брауновского» функционализма.