Я уже рассказала, что книгу о Бальзаке в воспоминаниях современников мне доверили комментировать потому, что Ирина Александровна Лилеева, которая должна была этим заниматься, умерла. Чуть позже мне пришлось еще раз доделывать книгу, к созданию которой она была причастна, и с этим связан один забавный эпизод. В начале 1980‐х годов в серии «Литературные памятники» решили переиздать роман Барбюса «Огонь». Он был переведен на русский давным-давно, но в издание включили также разные документальные материалы: письма Барбюса к жене, письма фронтовиков и писателей к Барбюсу. Все это было либо вовсе не переведено, либо переведено не до конца вышеупомянутой Лилеевой и другой известной переводчицей, Натальей Ивановной Немчиновой, которой к этому времени тоже уже не было в живых. Нас с Олей позвали «допереводить». Оказалось, что наши переводческие установки совпадают с великими покойницами далеко не во всем. Я до сих пор помню, как удивилась, прочтя в переводе Немчиновой фразу о деревне, которая была «вторым изданием» другой деревни в том же краю. По-французски в самом деле так: seconde édition – но понятно ведь, что это метафора и воспроизводить ее дословно в данном случае совсем не обязательно. Вообще нельзя сказать, чтобы занятия Барбюсом были пределом наших мечтаний. Но в молодые годы от работы отказываться страшно; опять же – знаменитые «Литпамятники». И уж в любом случае под своим именем переводить письма Барбюса к жене было лучше, чем в качестве «негритянки» переводить мемуары секретаря французской компартии Жака Дюкло (делали мне в те же годы и такое предложение, но вот его я отвергла, чем несказанно удивила предлагавшего доктора наук: а что такого? тем более перевод будет под другой фамилией, а деньги-то заплатят). Кстати, письма Барбюса оказались, на мой вкус, куда интереснее романа. Но это все присказка, а «сказка» состоит в том, что в какой-то момент я приехала в издательство «Наука» подписывать договор. А составлением его занимался тогдашний ученый секретарь «Литпамятников» Дмитрий Владимирович Ознобишин, немолодой, неторопливый, грузный. Вот он разглядывает ведомость, где перечислены все, кто причастен к изданию Барбюса, и читает вслух: «Лилеева – умерла в 1983 году. Немчинова – умерла в 1975 году. Мильчина… – а она когда умерла?» – «Дмитрий Владимирович, я жива», – пискнула я. «А, живы. Ну хорошо», – отозвался Дмитрий Владимирович. И, в точном соответствии с фразой из устного рассказа Ахматовой, никакой неловкости не произошло.
Подкидной дурак над Сеной и Уазой
Еще о переводах 1980‐х годов, когда мы с Олей, начинающие переводчицы, брались не только за те книги, которые выбирали сами, но и за те, которые нам предлагали издательства. И вот мы получили предложение перевести несколько текстов современных французских авторов для сборника художественной публицистики. Он в результате вышел в 1985 году под названием «Над Сеной и Уазой». Среди авторов, которых нам предложили, были нейтральные, был очень хороший – Альбер Камю – и был не вызывавший у нас никакого энтузиазма Андре Стиль, писатель-коммунист, главный редактор газеты «Humanité». А я уже упоминала, что переводили-то мы с Олей вместе, а публиковали один перевод под одной фамилией, а другой – под другой. И вот встал вопрос: как поделить авторов? Кому достанется Камю, а кому Стиль? Мы решили произвести раздел по-честному: разыграть спорных авторов в карты, а именно в подкидного дурака. Не помню уже, был ли у нас турнир (и по какой формуле) или просто одна партия, но факт тот, что я позорно проиграла и обрела-таки постылого Стиля, а Оле достался вожделенный Камю. И это было тем более обидно, что вообще-то я в дурака играла лучше! У меня был опыт запорожского пляжа, а у Оли – нет. Но говорят же, что новичкам везет в азартные игры. Кстати, Стиль оказался местами даже не так тошнотворен, как можно было ожидать. Одну историю из него я, как выяснилось, помню до сих пор. В лицей привезли новинку – неразбивающиеся стаканы. И гордый прогрессом капитан футбольной команды швырнул – для пробы – взятый наугад неразбивающийся стакан на пол. Разумеется, стакан разбился…
А что касается Камю, то через пару лет мы с Олей получили другой заказ – на перевод его записных книжек. Они вышли в 1989 году. Мы с ней переводили суперпопулярных Дюма и Бальзака, но ни один наш перевод не переиздавался столько раз, сколько эти записные книжки Камю – положа руку на сердце, не такие уж увлекательные. Загадка для социологов литературы.
Грибоедов без китайцев и Пушкин с Аракчеевым