Читаем Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы полностью

Я уже рассказала, что книгу о Бальзаке в воспоминаниях современников мне доверили комментировать потому, что Ирина Александровна Лилеева, которая должна была этим заниматься, умерла. Чуть позже мне пришлось еще раз доделывать книгу, к созданию которой она была причастна, и с этим связан один забавный эпизод. В начале 1980‐х годов в серии «Литературные памятники» решили переиздать роман Барбюса «Огонь». Он был переведен на русский давным-давно, но в издание включили также разные документальные материалы: письма Барбюса к жене, письма фронтовиков и писателей к Барбюсу. Все это было либо вовсе не переведено, либо переведено не до конца вышеупомянутой Лилеевой и другой известной переводчицей, Натальей Ивановной Немчиновой, которой к этому времени тоже уже не было в живых. Нас с Олей позвали «допереводить». Оказалось, что наши переводческие установки совпадают с великими покойницами далеко не во всем. Я до сих пор помню, как удивилась, прочтя в переводе Немчиновой фразу о деревне, которая была «вторым изданием» другой деревни в том же краю. По-французски в самом деле так: seconde édition – но понятно ведь, что это метафора и воспроизводить ее дословно в данном случае совсем не обязательно. Вообще нельзя сказать, чтобы занятия Барбюсом были пределом наших мечтаний. Но в молодые годы от работы отказываться страшно; опять же – знаменитые «Литпамятники». И уж в любом случае под своим именем переводить письма Барбюса к жене было лучше, чем в качестве «негритянки» переводить мемуары секретаря французской компартии Жака Дюкло (делали мне в те же годы и такое предложение, но вот его я отвергла, чем несказанно удивила предлагавшего доктора наук: а что такого? тем более перевод будет под другой фамилией, а деньги-то заплатят). Кстати, письма Барбюса оказались, на мой вкус, куда интереснее романа. Но это все присказка, а «сказка» состоит в том, что в какой-то момент я приехала в издательство «Наука» подписывать договор. А составлением его занимался тогдашний ученый секретарь «Литпамятников» Дмитрий Владимирович Ознобишин, немолодой, неторопливый, грузный. Вот он разглядывает ведомость, где перечислены все, кто причастен к изданию Барбюса, и читает вслух: «Лилеева – умерла в 1983 году. Немчинова – умерла в 1975 году. Мильчина… – а она когда умерла?» – «Дмитрий Владимирович, я жива», – пискнула я. «А, живы. Ну хорошо», – отозвался Дмитрий Владимирович. И, в точном соответствии с фразой из устного рассказа Ахматовой, никакой неловкости не произошло.

Подкидной дурак над Сеной и Уазой

Еще о переводах 1980‐х годов, когда мы с Олей, начинающие переводчицы, брались не только за те книги, которые выбирали сами, но и за те, которые нам предлагали издательства. И вот мы получили предложение перевести несколько текстов современных французских авторов для сборника художественной публицистики. Он в результате вышел в 1985 году под названием «Над Сеной и Уазой». Среди авторов, которых нам предложили, были нейтральные, был очень хороший – Альбер Камю – и был не вызывавший у нас никакого энтузиазма Андре Стиль, писатель-коммунист, главный редактор газеты «Humanité». А я уже упоминала, что переводили-то мы с Олей вместе, а публиковали один перевод под одной фамилией, а другой – под другой. И вот встал вопрос: как поделить авторов? Кому достанется Камю, а кому Стиль? Мы решили произвести раздел по-честному: разыграть спорных авторов в карты, а именно в подкидного дурака. Не помню уже, был ли у нас турнир (и по какой формуле) или просто одна партия, но факт тот, что я позорно проиграла и обрела-таки постылого Стиля, а Оле достался вожделенный Камю. И это было тем более обидно, что вообще-то я в дурака играла лучше! У меня был опыт запорожского пляжа, а у Оли – нет. Но говорят же, что новичкам везет в азартные игры. Кстати, Стиль оказался местами даже не так тошнотворен, как можно было ожидать. Одну историю из него я, как выяснилось, помню до сих пор. В лицей привезли новинку – неразбивающиеся стаканы. И гордый прогрессом капитан футбольной команды швырнул – для пробы – взятый наугад неразбивающийся стакан на пол. Разумеется, стакан разбился…

А что касается Камю, то через пару лет мы с Олей получили другой заказ – на перевод его записных книжек. Они вышли в 1989 году. Мы с ней переводили суперпопулярных Дюма и Бальзака, но ни один наш перевод не переиздавался столько раз, сколько эти записные книжки Камю – положа руку на сердце, не такие уж увлекательные. Загадка для социологов литературы.

Грибоедов без китайцев и Пушкин с Аракчеевым

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза