Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы

В январе 2019 года звонит мне один из редакторов горячо мною любимого портала Arzamas-academy, или просто «Арзамаса», и предлагает поучаствовать в довольно странной затее: выбрать великого покойника и побеседовать с ним на радио «Арзамас». То есть покойника-то я выбрала довольно быстро – конечно, Бальзак. Другим претендентом был Шатобриан, но с ним я бы разговаривать, пожалуй, не решилась: все-таки он был виконт, посол его королевского величества и даже однажды министр иностранных дел. И человек достаточно эгоистичный и надменный. С Бальзаком как-то проще. Но проблема в другом: что может мне «рассказать» Бальзак в таком разговоре? Только то, что я знаю сама. Не успела я это подумать, как оказалось, что мудрый Михаил Леонович Гаспаров сформулировал это куда лучше меня. Он писал Наталии Сергеевне Автономовой 4 мая 1993 года: «Каждый из собеседников по ходу диалога конструирует удобный ему образ собеседника; с таким же успехом он мог бы разговаривать с камнем и воображать ответы камня на свои вопросы. (С камнями сейчас мало кто разговаривает – по крайней мере публично, – но с Бодлером или Расином всякий неленивый публично разговаривает именно как с камнем и получает от него именно те ответы, которые ему хочется услышать.)». Но это все теория, а радио «Арзамас» нужна была практика. Переговоры продолжались, и через какое-то время я получила письмо уже от другого редактора «Арзамаса» с темой «Я бы выпил». «Я тоже», – машинально подумала я, но немного удивилась такому зачину. Оказалось – первый редактор мне этого не сказал, вероятно, боялся спугнуть, – что весь этот проект бесед в царстве мертвых спонсируется сетью винных магазинов, отсюда и такая тема. То есть мне предстояло выпить с Бальзаком и рассказать ему, как у нас тут обстоят дела с переводом его произведений. А на самом деле – просто рассказать радиослушателям о Бальзаке. И вот я мысленно примериваюсь, как мне строить этот рассказ, и, входя в свой подъезд, здороваюсь с консьержем. Который, надо заметить, работает в нашем доме уже как минимум месяц, но никогда не делал никаких попыток со мной заговорить. А тут он вдруг спрашивает меня: «А вас зовут Вера Аркадьевна Мильчина?» Я приосанилась, решила, что он видел меня в телевизоре в программе «Правила жизни», где я время от времени выступала. Но нет. «А я, – говорит консьерж, – читал ваши переводы Бальзака». Немая сцена. Строго говоря, он помянул еще и Нодье (что еще более удивительно), но это к делу не относится. Причем он потом предъявил мне книгу, так что в самом деле – читал. И как-то совпадение этого «каминг-аута» консьержа с заказом от «Арзамаса» меня позабавило. Посмеялись и забыли? Ничуть. На следующий день просыпаюсь и вижу в компьютере письмо с незнакомого адреса, от женщины по имени Сардана (но это, сразу скажу, не была бывший мэр Якутска). Которая пишет мне, как она любит Бальзака и что заказала мой новый перевод (книгу «Мелкие неприятности супружеской жизни»), но уж слишком долго книги едут в Якутск. Немая сцена номер два. Я даже решила сначала, что меня кто-то разыгрывает. Но так меня разыграть мог только мой старый друг Алексей Михайлович Песков, а его, увы, в это время уже не было в живых. С якутской Сарданой мы потом обменялись письмами, и я убедилась, что она живая и настоящая. И про консьержа, и про Сардану я потом, конечно, рассказала «Арзамасу», когда мы записывали передачу. И, разумеется, это были просто совпадения. Но очень хотелось на секунду поверить, что это Бальзак таким образом подает мне знак с того света и вроде как одобряет затею беседы с ним.

Уликовая парадигма

Семечки

Редактор упомянутой выше «Эстетики раннего французского романтизма» читала верстку, одновременно лузгая семечки. Шелуха оставалась между страниц, и благодаря этому мы с Олей получали подтверждение: значит, читала. Хотя тогда, в 1982 году, мы про уликовую парадигму ничего не знали.

Разумный оптимизм

А кошка одного французского коллеги про уликовую парадигму тоже ничего не знала, но действовала в полном с ней соответствии. Однажды на нее с неба упала дохлая птичка. Кошке это так понравилось, что она каждый день приходила под дерево, где свершилось это чудо, садилась и ждала, не повторится ли оно снова. Хозяин кошки оценивал ее действия как полную глупость, а я считаю, что кошка проявляла разумный оптимизм: если случилось однажды, почему не может случиться во второй раз?

Уши заросли

И еще «улика», свидетельствующая о повышенном чувстве ответственности. Одна переводчица очень сильно задержала сдачу перевода, причем «заказчиком» выступал человек, которого она чрезвычайно уважала. Перевод она закончить все не могла, но очень мучилась угрызениями совести. Мучилась так сильно, что забывала надевать серьги, и у нее заросли отверстия в ушах. Мужчинам, возможно, не понять. А для меня вот эти заросшие уши – исчерпывающий показатель серьезности ситуации.

Увидеть зайца