Читаем Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы полностью

Французский коллега, побывавший в Москве как турист зимой 2015 года, спросил у меня: отчего в московском метро так много проституток? Я очень удивилась; всю жизнь (пока не началась пандемия) ездила в метро и никогда ничего подобного не замечала. Решила выяснить, что побудило коллегу задать вопрос. «Ну как же, – говорит, – на станциях молодые хорошо одетые женщины стоят и кого-то ждут». Разумеется, как французу понять, что в нашем климате, особенно зимой, люди назначают друг другу свидание в метро независимо от своей, так сказать, профессиональной принадлежности. В Париже-то никто не встречается в метро, только на улице или в кафе. Объяснила это коллеге, но не знаю, убедила ли.

Крестик в трусах

Случилось мне лежать в больнице. Там женщин перед операцией просили снять все металлические украшения (серьги, кольца и проч.). Одна из соседок, видимо, сочла эту просьбу докторским капризом. Вернувшись в палату с операционного стола, она сообщила: «Ух, какие от меня искры летели! Доктор ругался». – «А что случилось?» – «Ну, они ж велели все снять, но я, конечно, крестик в трусы спрятала!» Врач оценил ситуацию адекватно, а пациентка – не вполне.

Французская фигура

Продавщица в московском магазине одежды говорит мне: «Вам хорошо! У вас французская фигура». Что может быть приятнее для женщины вообще и для переводчицы с французского в частности? Увы, из дальнейшего разговора выяснилось, что в понимании продавщицы французская фигура – это когда можно хоть как-то отличить талию от бедер. А уж если совсем нельзя – тогда нет, не французская.

Вы ничего не заметили?

В центре левобережного Парижа есть Реннская улица, или rue de Rennes, ведущая к Монпарнасскому вокзалу. Однажды на ней у меня произошел знаменательный разговор. Меня нагоняет интеллигентного вида дама средних лет и спрашивает, как пройти на перекресток Сен-Жерменского бульвара и бульвара Распая. Я ей показываю, куда идти (а идти там минут пять). Она недоверчиво переспрашивает: «Правда?» Я говорю: «Чистая правда, тем более что я там была полчаса назад» (что тоже было чистой правдой). Она благодарит. И тут во мне взыграла великая гордость за то, что я, приехавшая из Москвы, показываю дорогу чистокровной француженке. Расчувствовавшись, я говорю этой даме (поскольку мы продолжаем двигаться по rue de Rennes в одном направлении): «И подумать только, надо было мне приехать из Москвы, чтобы вам показать дорогу на перекресток Сен-Жерменского бульвара и бульвара Распая!» Она смотрит на меня с тревогой и спрашивает: «А вы ничего не заметили?» – «Что именно?» – «Ну, дело в том, что я живу в Брюсселе. Говорят, акцент…». Значит, пока я самоутверждалась, указывая дорогу аборигенке, мнимая аборигенка мучилась комплексом произносительной неполноценности. Я заверила ее, что не заметила ровно ничего (и в самом деле не заметила). И она, радостная, отправилась на перекресток Сен-Жерменского бульвара и бульвара Распая.

Таланты и поклонники

3 ноября вечером муж попал в больницу с подозрением на инфаркт. Кое-как проспав ночь в полной неизвестности (мобильные телефоны в реанимацию брать, как известно, не позволяют), еду в больницу. Она в районе метро «Октябрьское Поле». Выхожу из метро и замечаю странных людей с какими-то знаменами; сначала не придаю этому значения, потому что мыслями вся в больнице. Но тут кто-то провозглашает в мегафон, что, мол, скоро здесь начнется русский марш. И тут я вспоминаю, какой сегодня день, и понимаю, что этот самый марш пойдет ровно по той улице, по которой мне идти до больницы. Это открытие так сильно ускорило мой темп, что, когда от ворот больницы я посмотрела назад, марширующих видно еще не было. В больнице выяснилось, что инфаркта нет, муж переведен из реанимации в обычную палату. Поднимаюсь туда, называю дежурной медсестре фамилию мужа. Она настороженно и неприветливо спрашивает: «А вы ему кто?» Я отвечаю: «Жена». Она, еще более настороженно: «А фамилия ваша какая?» Я, все больше и больше ожидая с ее стороны какой-то гадости, называю фамилию. Мгновенно происходит чудесная метаморфоза, медсестра расплывается в улыбке: «Так это вы? Я же вас смотрю по телевизору. Как мне нравится вас слушать!» Тут как раз появляется муж и становится свидетелем этого «объяснения в любви». Я ему и раньше рассказывала, что у передачи «Правила жизни» есть преданные зрители и иногда меня узнают на улице (что меня саму каждый раз несказанно удивляет). Он, конечно, верил, но не до конца. А тут сцена произошла как по заказу. Так что день мой оказался трижды удачным: от русского марша убежала, мужа из больницы увезла, с поклонницей повстречалась. А ведь даже одного из этих событий хватило бы для радости.

О пользе покупки книг

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза