Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы

Тут надо объяснить, кто такая Эда Ароновна Халифман. То есть всем тем, кто учился во французских группах филфака МГУ в 1960–1970‐е годы, этого объяснять не нужно. Эда Ароновна читала курс под скучным названием – что-то вроде «Сравнительная грамматика французского и русского языка». На самом же деле – только мы этого не понимали! – это был настоящий – и блестящий – курс теории и практики перевода. С каким восторгом я бы его выслушала сейчас. Хочется, конечно, надеяться, что многое запечатлелось в памяти бессознательно, но сознательно я помню только одно: что французскую фразу «Il fumait sa mélancolique cigarette» нужно переводить не дословно: «Он курил свою меланхолическую сигарету», а в соответствии с природой русского языка: «Он меланхолически курил сигарету». У Эды Ароновны было очень красивое одухотворенное лицо, но росту она была маленького, а фигуру ее отягощал горб. У моего любимого писателя Шарля Нодье есть, как я уже упоминала, повесть «Фея Хлебных Крошек». Я сначала (в 1985 году) включила ее в сборник повестей и рассказов Нодье на французском языке, вышедший в издательстве «Радуга», а уж потом, через десяток лет, выпустила в русском переводе. Так вот, когда я в первый раз прочла «Фею», я сразу представила себе Эду Ароновну. Повесть Нодье фантастическая, и Фея Хлебных Крошек – это одновременно и нищая карлица, которая, впрочем, знает все на свете и помогает школьникам делать переводы с французского и на французский, и легендарная красавица Билкис, она же Царица Савская. Самое поразительное, что для сборника «Радуги» художник А. Семенов сделал иллюстрации, и на том рисунке, которым открывается «Фея Хлебных Крошек», заглавная героиня внешне имеет нечто общее с Эдой Ароновной – о которой Семенов, думаю, никогда даже не слышал. Одним словом, Эда Ароновна была умнейшая женщина с несложившейся личной жизнью – и вот ей-то бедный Ив ухитрился подарить «Жизнь» Мопассана, оскорбив ее дважды: во-первых, самим предположением, что она не читала Мопассана, а во-вторых, тематикой этого романа о несчастливой замужней жизни героини. Впрочем, потом все это забылось, Ив подружился с кафедральными дамами и не только с ними, расслабился, свел знакомство с андеграундными художниками, стал завсегдатаем квартирных выставок и даже сыграл в поставленной на факультете «Лысой певице» Ионеско важнейшую роль пожарника – важнейшую потому, что именно ему принадлежит единственное в пьесе, и притом совершенно немотивированное, упоминание заглавной лысой певицы.

Madame Tatichtchev

А другим lecteur, а точнее lectrice, была у нас Madame Tatichtchev. Она даже и не пыталась нас ничему учить, а просто приносила нам женский журнал «Elle» (практически известие с другой планеты) и болтала с нами на разные бытовые темы – что безусловно было ценнее любых уроков. Здесь история примерно такая же, как с Маргаритой Васильевной Разумовской: вне филологического факультета Madame Tatichtchev вела совершенно другую жизнь, о которой мы не имели ни малейшего понятия. То есть, кажется, мы знали, что она Татищева по мужу, а муж ее атташе по культуре посольства Франции, но не более того. Посольство Франции – это же все равно что сама Франция, а Франция была недосягаема и лучше всего описывалась словами Остапа Бендера «заграница – это миф о загробной жизни». Это сейчас можно заглянуть в Википедию и узнать, что Степан Николаевич Татищев помог вывезти за границу многие самиздатовские произведения и был «связным» между Солженицыным и Никитой Струве, а жена Анна ему в этом помогала. А в 1974 году мы обсуждали моды из журнала «Elle», ни о чем таком даже не подозревая.

Владения в Африке