Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

И вот о поэзии Сусловой Корчагин пишет, что ее новаторство – в соединении категорий общего и абстрактного («стихи часто строятся на контрасте между максимально обобщенным языком, напоминающим язык науки или философии, и максимально конкретными переживаниями»[48]), интеллектуального и телесного («для этой поэзии исключительную роль играют телесные состояния»[49]), которые принципиально разъяты: «только кровь способна приоткрывать границу между мыслью и телом»[50]. Насколько все это вторично по отношению к мандельштамовской поэтике, хоть та же строительница-кровь, и говорить не нужно. «Молодая русская поэзия» даже не изобретает, а разбирает на части доставшийся по наследству велосипед, радуясь, что колесо можно катать, а звонком звенеть. Недоумевая лишь, как на «разъятом» ездить: «не только выражать эмоции и чувства при помощи стихотворения, но мыслить с его помощью?»

Поэтическая динамика сегодня разочаровывает[51], возможно, потому, что энергия притяжения у нее не впереди, а позади. Языковые и метафизические игры модернизма чуть ли и не живее, чем современная поэтическая речь. И нынешний язык с благодарностью ложится в те лекала. Об этом – стихотворение Богдана Агриса «Памяти Олега Юрьева», искавшего «ту» культуру, которая живой и недовоплощенной ушла в параллельную реальность с конца 30-х гг. ХХ века. В конце века Юрьев находил лишь отголоски ее в чужих голосах. Теперь пришло время разговора на равных. Не исподтишка, не с чужого напева, а открыто. И Агрис сплетает два живых голоса, свой и Мандельштама: «мы только с голоса поймем, что там царапалось, боролось». Как и О. М. в «Грифельной оде», он сопрягает два поэтических века, ставя нынешнюю культуру и язык вровень с прежними. Концы радужного моста соединяют поэтические эпохи: Агрис проживает Мандельштама, как Мандельштам в «Грифельной оде» проживает Лермонтова: «Звезда с звездой – могучий стык, / Кремнистый путь из старой песни».

Стоит на городах огромная прохлада.
По устиям Луны мы выплываем вверх.
На ясене цветет оконтуренный стерх:
Все это – явственно, и света мне не надо.
Что там царапалось? Кто это вопрошал?
А продолжение понятно – «там боролось»…
На горизонте ждет зарнистый мегаполис,
И в травы ветреные сходит Мандельштам.
Он в чешуе огня, он в сланце и труде.
Ночь вепрем семенит к зауженной звезде
И пьет из млечного распахнутого горла.
Все то, что было мной, тобой, а также им,
Крылами подметет подземный херувим,
И кто еще поймет, что отраженье стерло…

Стихотворение великолепно тем, что «то» использовано в нем как «это»: оно сделано по акмеистическим лекалам, но из материи современного языка.

Акмеистическая структура его держится на:

– конкретных элементах образа – и зиянии широких семантических лакун между ними;

– поэтике стилистически-семантического стыка: «зауженная» (слово второй половины ХХ века с конкретным значением) – «звезда» (абстрактное, общепоэтическое);

– осязательной вещественности (семенит, пьет, подметет) в метафизических декорациях;

– нарушении семантических связей: у Агриса преимущественно на уровне синтаксическом, тогда как у Мандельштама на всех, но принципы те же – опущение, искажение, обобщение.

А язык при этом наш, сегодняшний:

– образы («на горизонте ждет зарнистый мегаполис»),

– неологизмы (в Национальном корпусе русского языка слова «зарнистый» нет, но у всех на слуху зернистый творог),

– лексика («зауженный, семенит, оконтуренный»),

– интонация («А продолжение понятно»).

В соединении того, что было, с тем, что стало, «все то, что было мной, тобой, а также им» – не только красота и музыка формы, но и прорыв к внутренней форме, когда из нагромождения слоев сумрака: ночного, биографического, исторического, из серой тьмы былого и мертвого – вдруг складывается гармоническая целостность бытия.

Артем Скворцов О спорах «традиционалистов» с «новейшими»

Знатоки современной литературной ситуации констатируют: русская поэзия разделилась на два культурных лагеря. Они едва ли не «биологически несовместимы»[52]. Признанных четких определений этих полюсов не существует, но все интересующиеся интуитивно понимают, о чем идет речь. Очень условно назовем авторов двух групп «традиционалистами» и «новейшими».