Читаем Как написать зажигательный роман. Инсайдерские советы одного из самых успешных литературных агентов в мире полностью

Существование этих младших сотрудников настолько беспросветно, что даже пробежка за кофе в Starbucks превращается в маневр, сопряженный с паранойей «не дай бог босс заметит». Спустя несколько глав, в которых Блидин живописует этот корпоративный ад, начинаешь задаваться вопросом, почему Мямлик просто не уволится. И это тот самый конфликт, который движет историю: что мотивирует Мямлика работать там, откуда любой здравомыслящий человек давно сбежал бы?

То, чем Мямлик оправдывает свое долготерпение, имеет психологическую подоплеку:

Вот как это происходит: к концу второго года вам поднимают бонус и зарплату – вы получаете уже сто сорок тысяч в год. В то же время вы привыкаете к отупляющей сложной работе и всему, что входит в ваши обязанности, и можете с закрытыми глазами делать анализ методом сравнительных продаж, в два счета приручаете двухсотстраничных экселевских бегемотов и одной левой составляете прекрасно отформатированные круговые диаграммы в «Пауэрпойнте». Незаметно для себя вы превращаетесь в Стара.

Нельзя сбрасывать со счетов и психологический аспект. Знаете, как появился термин «стокгольмский синдром»? В семидесятые годы в одном шведском банке грабители взяли заложниц и несколько дней держали взаперти в подвале для хранения ценностей. Постепенно заложницы настолько прониклись сочувствием и симпатией к преступникам, что даже сопротивлялись попыткам освобождения и позже отказались свидетельствовать против бандитов в суде. Этот случай стал золотым кладом для психологов, тут же предложивших теорию: дескать, человеческая психика слаба, и в тяжелых ситуациях вырабатывается зависимость от людей, имеющих огромную власть над нашими эфемерными судьбами. Зависимость ведет к привязанности, привязанность – к любви.

Короче говоря, я люблю Сикофанта. Еще сопротивляюсь, но у нас, похоже, стерпится-слюбится[79].

Это озарение недолго держит Мямлика на плаву. Через некоторое время у Клайда умирает его отец, и он слетает с катушек и начинает демонстрировать угрожающие знаки пофигизма – например, выходит покурить то, что совсем не является табаком. Когда однажды босс сваливает на Клайда непомерную задачу, Пессимист призывает других сотрудников ему на подмогу, но они не видят резона помогать саботирующему свою жизнь Клайду. Пессимист устраивает им разнос:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Структура и смысл: Теория литературы для всех
Структура и смысл: Теория литературы для всех

Игорь Николаевич Сухих (р. 1952) – доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского университета, писатель, критик. Автор более 500 научных работ по истории русской литературы XIX–XX веков, в том числе монографий «Проблемы поэтики Чехова» (1987, 2007), «Сергей Довлатов: Время, место, судьба» (1996, 2006, 2010), «Книги ХХ века. Русский канон» (2001), «Проза советского века: три судьбы. Бабель. Булгаков. Зощенко» (2012), «Русский канон. Книги ХХ века» (2012), «От… и до…: Этюды о русской словесности» (2015) и др., а также полюбившихся школьникам и учителям учебников по литературе. Книга «Структура и смысл: Теория литературы для всех» стала результатом исследовательского и преподавательского опыта И. Н. Сухих. Ее можно поставить в один ряд с учебными пособиями по введению в литературоведение, но она имеет по крайней мере три существенных отличия. Во-первых, эту книгу интересно читать, а не только учиться по ней; во-вторых, в ней успешно сочетаются теория и практика: в разделе «Иллюстрации» помещены статьи, посвященные частным вопросам литературоведения; а в-третьих, при всей академичности изложения книга адресована самому широкому кругу читателей.В формате pdf А4 сохранен издательский макет, включая именной указатель и предметно-именной указатель.

Игорь Николаевич Сухих

Языкознание, иностранные языки
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии