Как перевоспитать герцога

До сих пор ему было безразлично, что о нем думают в свете, но теперь, когда на кону стояло счастливое будущее Роуз, не говоря уже о его собственном счастливом будущем, он должен предстать перед судом (не Высшим пока, а лишь судом света). И постараться произвести на суд нужное впечатление.

Ничего приятного в этом нет. У Маркуса сводило зубы при одной мысли о том, что придется постоянно ходить с прилепленной к лицу улыбкой и раздавать любезности направо и налево.

Хотелось бы, конечно, выйти в свет более подготовленным. Тем более что подготовка не была ему в тягость. Совсем наоборот. Будь у него возможность, он проводил бы за подготовкой куда больше времени. Потому что это означало, что он проводил бы больше времени с Лили.

Если бы ему удалось заставить гувернантку сменить свое лимоннокислое выражение на улыбку и одобрительный взгляд, он мог бы поздравить себя с самой желанной победой в жизни.

Маркус имел все основания сомневаться в том, что встретит такое же лимоннокислое отношение к себе со стороны юных леди на предстоящем балу. Едва ли ему придется применить всю силу своего убеждения, чтобы убрать с их лиц излишки кислоты, но столь же сомнительной представлялась ему способность этих барышень ввести его в искушение или пробудить в нем желание им понравиться. Или кого-нибудь из них поцеловать.

– Думаю, это то, что нужно, ваша светлость. – Миллер отошел в сторону, предоставляя Маркусу возможность посмотреть на себя в зеркало.

К шейному платку не могло быть никаких претензий. Накрахмален идеально и повязан идеально. Как, впрочем, не могло быть никаких претензий ни к какому другому предмету его туалета. Он выглядел презентабельно на все сто процентов. Совсем не как мужчина, который стал бы заманивать находящихся у него на службе юных леди в свой кабинет и спаивать их бренди. И даже не как мужчина, которому подобные мысли могут прийти в голову.

Превосходно! Сейчас от него лишь требуется убедить всех членов общества, не говоря уже о том, чтобы убедить себя самого, в том, что он тот, за кого себя выдает, – безупречно приличный джентльмен.

Очень удачно в дверь его спальни постучали до того, как он успел сорвать с шеи платок и затащить Лили в кабинет для столь необходимого ему… поцелуя.

– Ваша светлость, карета подана. – Маркус успел заметить, как удивленно округлились глаза Томпсона за мгновение до того, как тот важно кивнул, вроде бы с одобрением.

Бедняга Томпсон. Прежний герцог, говорят, был жуткий зануда и ханжа. Единственной его странностью была любовь к котам. Вполне вероятно, покойный герцог и спать ложился, обвязав шею краватом, так что у Томпсона, должно быть, сердце кровью обливается при виде того, как относится к своему титулу новый хозяин.

– Я скоро спущусь.

Маркус позволил Миллеру пройтись щеткой по плечам, смахивая несуществующие ворсинки, в последний раз взглянул в зеркало и отправился на встречу с судьбой в том же расположении духа, в котором идет на казнь осужденный преступник.

– Я рад, что вы нашли возможность приехать сюда, – сказал Смитфилд. – Вы выглядите весьма представительно.

Маркус усмехнулся.

– Да не смотрите на меня так, словно перед вами привидение. Мне захотелось почистить перышки, вот и все. Тем более что представился подходящий случай.

– Нужда заставит – пойдешь на все. Кто бы сомневался. Удивительно то, что вам этого захотелось, – нарочито сухо заметил Смитфилд.

Смитфилд и Маркус стояли у дверей в буфетную, и мимо них проплывали, кружась в танце, нарядные пары. Вдоль противоположной стены выстроились пожилые матроны, приведшие на ярмарку невест своих дочерей или иных младших родственниц. Слуги молчаливыми тенями сновали в толпе, разнося напитки.

– Должно быть, в тот вечер, когда мы познакомились, я показался вам самонадеянным выскочкой, – произнес Маркус, взяв с подноса бокал с вином.

Зал был полон, но Маркус не был знаком ни с одним из присутствующих. Что неудивительно. До сих пор обществу светских дам он предпочитал общество дам полусвета, коих на такие балы не приглашали. Что же касается не обремененных семьей джентльменов примерно одного с Маркусом возраста, то те, что посещали такие вот балы, и те, что посещали заведения вроде тех, куда любил заглядывать Маркус, преследовали взаимоисключающие цели. За исключением его нового друга Смитфилда, цель пребывания которого на этом балу была Маркусу не вполне ясна.

– Это вы верно подметили, – со смешком согласился Смитфилд. Смех у него был хриплый, лающий. – У меня сложилось впечатление, что вы никогда не станете делать то, чего не хотите делать, и потому, увидев вас здесь после того, как вы столь горячо убеждали меня в том, что… Позвольте вспомнить… Ах да: «Я не собираюсь меняться лишь потому, что я чертов герцог». Увидев в вас сейчас того самого «чертова герцога», я был, уж простите, удивлен.

Маркус не помнил, чтобы он говорил что-то подобное, но он вполне мог это сказать. На него похоже. Но, черт возьми, он решил измениться не ради титула, а ради счастья дочери. И Смитфилду это хорошо известно.

– Ваши сестры здесь? – спросил Маркус, потягивая вино.