– Тоже не люблю массовые скопления людей, – признаюсь я. – Но в отличие от вас по отдельности я их тоже не переношу.
– О…
– Я вас шокировала?
– Нет, – отвечает Терри. – Но мне жаль, что вы так настроены. Может быть, вы просто встречали не тех людей. Или, возможно, вы разочаровались в них из-за кого-то конкретного?
Я хмуро смотрю на девушку. Не имею не малейшего желания делиться бесчисленными историями своей жизни. Прекрасно понимаю, что для кого-то вроде Терри я живое доказательство того, что деньги не делают тебя счастливым. С ними, конечно, удобнее. Здоровье и долголетие они вам подарят, если повезет. Счастье? Едва ли.
Мы останавливаемся на вершине, и я осматриваюсь по сторонам. Вдалеке виднеются горы – величественные, увенчанные белыми шапками. Склоны, обращенные на юг, покрыты снежными покрывалами. Озеро в форме полумесяца отливает бледно-бирюзовым цветом. За ним виднеется тонкая линия суши, отделяющая его от моря. На переднем плане скалы выставили напоказ свои безвкусные наряды из разноцветных лишайников. Каждый изгиб и пучок отчетливо выделяется в утреннем солнечном свете. Снег забивает каждый уголок и щель, прячется в трещинах камней, образует узоры на дне оврагов.
– Это мои солнечные очки или в этом снегу есть оттенки розового и янтарного? – спрашиваю я.
– Нет, дело не в очках. Это микроскопические водоросли окрашивают его. Красиво, правда?
Мы приближаемся к пингвинам, их щебет и крики наполняют воздух. Тысячи миниатюрных фигурок источают золотую ауру в свете солнца.
– Смотришь на них – и рад, что живешь на этой земле, скажите? – восклицает Терри, снимая с плеча камеру, когда мы подходим к колонии.
Пингвины так и пышут жизнелюбием. Я понимаю, что Терри имеет в виду. Несмотря на шум, запах и болото из гуано, я уже полюбила их гораздо больше, чем людей. Сегодня птицы, кажется, вовлечены в какой-то ритуальный танец – они двигают головами вверх и вниз, маршируют вперед-назад и болтают сами с собой и друг с другом. Они набирают скорость, некоторые из птиц падают на брюшко и скользят вперед по льду. Их крылья вытянуты как по струнке, а клювы рассекают порывы встречного ветра. Выглядят они невероятно счастливыми.
Терри бросается к ним, тоже невероятно счастливая.
– Сегодня такое чудесное утро, пожалуй, сделаю несколько снимков.
Она отворачивается и щелкает камерой. Время от времени она направляет ее и на меня.
– Улыбнитесь, Вероника! – призывает она. Но ей не обязательно просить – я и так улыбаюсь.
Терри замечает в отдалении полосатого пингвина и передает мне бинокль. Я пристально смотрю в него. Пингвин, похоже, ни капли не обеспокоен браслетом на крыле, хотя тот и выглядит достаточно крупным.
– Эти браслеты не мешают им плавать?
– Совсем нет. И никак не вредят их здоровью, если вдруг вы хотели об этом спросить.
– Рада слышать. Мне было бы трудно поддерживать вас деньгами, если бы я узнала, что вы каким-то образом причиняете пингвинам боль.
Терри кивает:
– И вы были бы совершенно правы.
Мы огибаем группки пингвинов внутри колонии, Терри записывает данные о вернувшихся парах в свой блокнот, а я в это время наслаждаюсь видом. В перерывах между своими записями девушка показывает других местных обитателей. Все они напоминают чаек, но, судя по всему, один из них – альбатрос, парочка поморников, и один буревестник. Терри снова протягивает мне бинокль, и я рассматриваю буревестника, который кружит по небу, пытаясь что-то разглядеть внизу.
Внезапно раздается громкий крик, и я чувствую боль в ноге. От шока роняю бинокль и громко вскрикиваю. Рядом со мной пингвин – он в негодовании поднял крылья и приоткрыл клюв, готовый кусать меня и дальше. Прежде чем я успеваю среагировать, он еще несколько раз цапает меня за голень, затем сжимает клюв прямо у меня под коленом, ощущение при этом такое, будто кожу зажали плоскогубцами. Я чувствую острую боль даже сквозь утепленные штаны и подштанники.
– А ну пошел, уйди, маленький негодник! – кричит Терри, хватая птицу обеими руками. Пингвин тут же отпускает мою голень и вместо этого впивается в мою вторую любимую сумку. Я кричу и изо всех сил трясу сумкой. Но свирепое маленькое существо не сдается, Терри дергает его из стороны в сторону. Только после того, как пингвину удается окончательно оторвать от сумки кусок кожи так, что починить ее уже будет невозможно, он ослабляет хватку и, как пьяный, плюхается на лед.
– Боже, мне так жаль! – сокрушается Терри. – Вы в порядке?
– Да, в порядке, – лгу я. – Если уж кому-то и должно быть жаль, то это пингвину.
– Пингвины могут очень больно кусаться, даже если на вас куча слоев одежды.
Она наклоняется и начинает аккуратно гладить мою ногу.
– Не надо! – вскрикиваю я.
– Я думала, так станет полегче. Мы можем помазать мазью основание ступни, но здесь я не смогу осмотреть рану. Насколько все плохо? Хотите вернуться на базу?
– Все в порядке.
Терри хмурится.
– Не похоже.
– Мне просто нужно обезболивающее. Можете помочь мне открыть эту штуку? – прошу я, протягивая девушке свою изуродованную сумку.
– О, какая жалость! Ваша, эм… прекрасная сумочка!