Как пингвины спасли Веронику

И вот они, прямо передо мной – огромная, подвижная масса, полная жизни, черно-белое царство матерей, отцов, бездетных пар и малышей-пингвинов.

Я спускаюсь и иду среди них через снежные вихри. Некоторые особи поднимают головы, чтобы взглянуть на меня, но большинство продолжают заниматься своими делами. Вместе живут, вместе добывают пищу, вместе спят.

И тут я наконец-то понимаю. Именно это и есть смысл их жизни. Это «вместе», которого так не хватает в моей жизни. Все, что у меня есть, спрятано в серебряном медальоне, висящем у меня на шее под слоями термобелья. Внезапно я начинаю выть в унисон с ветром, и из глаз льются горячие горькие слезы. Они прорываются из самых далеких уголков моей души неудержимым потоком. Я и думать не могла, что внутри меня столько невыплаканных слез.

Становится трудно дышать. В моей грудной клетке происходит что-то странное. Я чувствую такой холод, будто гигантская льдина внутри меня внезапно начала таять. Затем, без всякого предупреждения, замок, на который я заперла свои чувства, дает трещину и раскалываются на части. Меня пронзает невыносимая боль. Я вскрикиваю. Боль нарастает, усиливается. Я чувствую, как лед разбивается на тысячу осколков, которые впиваются в меня, разрывают на части.

Я падаю на землю.

36 Патрик

Болтон

Обычно я никогда не включаю компьютер в понедельник перед работой. Точно не в шесть тридцать утра. Но с моим режимом сна творится что-то неладное. Пара в квартире внизу кричит друг на друга и топает ногами, что, конечно, не особо помогает с хорошему отдыху. Плюс я не могу перестать думать о бабушке Ви.

Я предполагал, что в дневнике будет больше информации. Что-нибудь о том, что произошло с малышом Энцо – моим отцом. Парнем, от которого мне достался такой оттенок кожи и бог знает какие еще черты. Я знаю, Вероника отдала его на усыновление, но что-то тут не вяжется. Судя по записям в дневнике, она обожала малыша, любила его всем сердцем. И она не была слабачкой, которую монашки или кто-то другой мог бы подбить на такое.

Вся эта ужасная история никак не выходит у меня из головы, а из-за шума снизу сон становится просто невозможным. Так что я просто сижу на кровати и пытаюсь отвлечься на просторах интернета.

Я уже изучил несколько интересных веб-сайтов про электрические цепи и светодиодные лампы и успел посмотреть пару видеороликов на YouTube о строении мостов. Скоро пора будет вставать.

Перед тем как отключить компьютер, проверяю почту. И к своему удивлению нахожу там письмо от penggroup4Ant. Может быть, пингвин снова атаковал сумочку бабули? Или что-то произошло с бабулиным новым подопечным – пингвиненком, которого она усыновила. Но письмо совсем не об этом, и вдруг я чувствую, что мне нехорошо.

– Что случилось, приятель?

Ну вот, я думаю, что улыбаюсь и выгляжу вполне бодро, но от Гэва правду не скроешь. Я рассказываю ему про бабулю Ви.

– Все плохо?

– Ага. Очень плохо. Типа, совсем конец.

Он кладет мне руку на плечо.

– Мне жаль, дружище. Это ужасно. Как раз в тот момент, когда ты только начал узнавать ее.

От этого еще хуже. Я едва успел узнать ее получше. Мы виделись в общей сложности два раза. Но мне удалось проникнуть в мысли Вероники-подростка, пока я читал эти дневники.

– Она застряла за полярным кругом с тремя учеными и пятью тысячами чертовых пингвинов. Прекрасная кончина!

Я пытаюсь шутить, но ни я, ни Гэв не смеемся.

– Жестоко, – произносит мой друг.

Я достаю рекламный щит и ставлю его у входа в магазин, а затем возвращаюсь проверить, что сегодня в списке на починку.

– Ты собираешься туда? – спрашивает Гэв.

Я растерянно смотрю на него.

– Что?

– Я спрашиваю, собираешься ли ты туда поехать? В Антарктиду, чтобы попрощаться с ней.

– Да мы, можно сказать, и поздороваться-то не успели, – замечаю я.

Какая странная идея. Я – в Антарктиде!

– Не такая уж и странная это идея, – говорит Гэв, будто читая мои мысли. – Все-таки она твоя бабушка. А ты ее единственная родня.

– Да брось, мужик. В этом нет никакого смысла. И вот тебе три причины, почему: она бы не хотела меня там видеть; она скорее всего и так не дотянет до моего приезда; мне не хватит денег на это, и я ненавижу холод.

– Это четыре причины, чувак.