– Будем считать, что это «да»!
Я слышу нежность в ее голосе. Снова начинаю осознавать происходящее. Сосиска – это пингвин. Патрик – это пингвин. Пип – это пингвин. Все они – один и тот же пингвин. И все они мне дороги. Надеюсь, что тут присмотрят за ним, когда я умру. Думаю, они присмотрят. Терри уж точно. Остальные люди здесь, кажется, мужчины. Никак не могу вспомнить их имена. Кажется, припоминаю, что они тоже неравнодушны к Патрику – малышу-сосиске Пипу, видимо, так его теперь кличут. Мягкий, пушистый Пип с большими ногами и большими лапками, я даже могу расслышать его возню, если сильно постараюсь.
– Нет, Пип, оставь тапочки Вероники в покое!
Что он делает с моими тапочками? Я хочу взглянуть, но мне слишком тяжело открывать глаза, а уж повернуть голову будет просто непосильно.
Я пытаюсь выдохнуть, но не могу. Даже неглубокие вдохи отдаются внутри острой болью. Очень жаль, что я не успела разобраться со своим наследством для пингвинов Адели. Мне стоило позаботиться об этом раньше. Я снова сделала все неправильно. Полагаю, что теперь все мое состояние достанется внуку. Это совсем не то, чего я хотела. Я хотела, чтобы эти деньги пошли на благое дело.
До меня снова доносится голос, он слабо пробивается через облако сожалений:
– Вероника, простите меня за все. – Ее голос звучит подавленно. – Мне так жаль, что вы проделали весь этот путь, и мы были… мы вели себя так, как вели. Вы казались такой стойкой, такой сильной, я просто не понимала… Я даже представить себе не могла, что все закончится так. Конечно же, вы стали для нас испытанием, но вы стали и глотком свежего воздуха, и, возможно, я в этом была одинока, но… вы мне очень понравились. И я хотела, чтобы вы остались.
Может быть, она перестанет говорить обо мне в прошедшем времени? Это крайне невежливо.
– А потом, когда вы так увлеклись пингвинами, я почувствовала, что, несмотря на все наши различия, я нашла родственную душу.
Терри захлестывают эмоции, ее глаза наполняются слезами. Теперь я понимаю то, что не замечала раньше. Терри очень одинока.
– Потом, когда вы рассказали свою историю, у меня разбилось сердце, – продолжает она. – Я бы очень хотела вернуться в прошлое и быть вашим другом, ведь вы так нуждались в этом все эти годы. Вас окружали люди, которые ужасно поступали с вами, даже когда вы горевали по своим родителям, Это было ужасно, ужасно жестоко. А вы были так молоды. И забрать у вас ребенка. Это… это так… неправильно во всех отношениях.
Не уверена, что вынесу еще хотя бы секунду. Внезапно на другом конце комнаты раздается треск.
– О нет, Патрик! – кричит Терри. – То есть Пип! Что ты там задумал? О, Вероника, вы бы только его видели! Он залез в корзину для мусора, и теперь оттуда торчит только его голова. Какой он смешной!
38
Патрик
Ну вот я и здесь.
Я, Патрик. В Антарктиде. Уму непостижимо.
Не обошлось и без приключений, конечно. Мне удалось попасть на ближайший рейс, но он был длинный, скучный и, казалось, время в полете длилось вечность. Но последний отрезок пути я плыл на корабле, и это было эпично. Повсюду айсберги всех возможных форм и размеров. Некоторые из них напоминали творожную массу, другие – ломтики белого хлеба. Некоторые были острыми, как клыки, а иные напоминали разбитое на осколки стекло, отражающее солнечные лучи. А еще меня поразила дикая природа. Тюлени на скалах, над головой кружили огромные птицы, пингвины ныряли в воду и выныривали обратно или стояли в ряд вдоль берега. Один раз я даже увидел гигантского горбатого кита. Все еще не могу поверить, что это происходит со мной. А теперь я уже в полевом центре. Бабуля Ви пока держится, слава Богу. Ужасно видеть ее в таком состоянии. Она вроде бы поняла, что я здесь, но трудно понять, что происходит у нее в голове – она не может говорить. Не уверен, узнает ли она меня. Трудно сказать.
Ученые рассказали мне, что произошло. Она в одиночку улизнула из центра – чего бы они ни за что не позволили ей сделать, особенно учитывая, что ожидалась снежная буря. Не просто метель, которая сбивает вас с ног, а по-настоящему опасная буря. Настолько опасная, что они страшно запаниковали, когда обнаружили, что бабули нет, и сразу же побежали искать ее с аптечкой. Настолько опасная, что когда ее нашли, лежащую без сознания на земле, они боялись, что она не доживет до возвращения на базу. Настолько опасная, что вертолет с врачом не мог вылететь еще четыре часа после происшествия.
Но все-таки ученым удалось вернуть ее домой живой, и они сделали все возможное, чтобы согреть ее и оказать первую помощь. Когда врач наконец-то добрался до них, он диагностировал у бабули переохлаждение и легочную инфекцию. Ей вкололи дозу пенициллина и прописали антибиотики. Они даже думали перевезти ее в больницу в Аргентине, но она закричала, когда ее попытались переложить. Тогда врач решил, что лучше оставить ее в покое. Покой – это типа уйти на покой? Как бы там ни было, он попросил ученых связаться с бабулиной родней. И вот я здесь.