– Так, погоди-ка, дружище. А как же малышка Дейзи? Разве вы не должны потратить эти деньги на всякие новейшие методы лечения? Если можно сделать хоть что-то, чтобы ей стало лучше, то это в тысячу раз важнее, чем отправить меня на другой край земли.
Но Гэв и слышать об этом не хочет. Судя по всему, Дейзи не надо проходить никакое лечение, кроме того, что она уже и так проходит.
Мне все еще не по себе.
– Хорошо, на лечение деньги не нужны, но как насчет других потребностей?
Мне не хочется думать, что из-за меня Дейзи может лишиться чего-то.
– У Дейзи есть все и даже больше. И у нас достаточно денег, чтобы купить ей все, что она захочет. Просто заткнись уже наконец-то и иди покупать билеты!
Больше спорить я не буду. Я намерен наладить отношения с бабулей Ви и сделать все правильно.
Антарктида, жди меня!
37
Вероника
Я – бесформенное множество маленьких частиц. И каждая моя частичка болит и жжет, нарывает и ноет. Я лежу под кучей одеял, но мне холодно, ужасно холодно. Я хриплю, каждый вдох и выдох даются мне с трудом.
Рядом кто-то суетится.
– Смотрите, Вероника, наш пингвиненок пришел вас навестить. Кажется, он растет прямо на глазах. У него все хорошо.
Я пытаюсь открыть глаза. Сквозь тонкую щель едва приоткрытых век проникает ослепляюще яркий свет. Мне удается различить силуэты, но все такое расплывчатое. Маленькая, пушистая, серая фигурка ковыляет по комнате. Пытаюсь протянуть руку и дотронуться до малыша, но не могу. Как и не могу больше держать глаза открытыми. Они закрываются, и яркий свет исчезает.
– У вас тоже все хорошо, Вероника.
Я на секунду снова приоткрыла глаза, этого хватило, чтобы разглядеть говорящую со мной женщину. Я ее знаю. Светлые волосы, ниспадающие на плечи, очки, в которых ее грустные голубые глаза кажутся еще больше.
Она врет. У меня все совсем не хорошо.
Женщина снова с наигранным воодушевлением заводит разговор:
– У нас для вас сюрприз, Вероника. Скоро приедет ваш внук! Приедет прямо в Антарктиду. Просто чтобы повидать вас.
Слова медленно плавают в моей голове, так и не собираясь в стройные предложение. Но внезапно они выстраиваются в цепочку, и я могу понять их значение.
Я понимаю, где я нахожусь и что тут происходит. Это молодая женщина с мужским именем, она мне нравится, я даже начала считать ее своим другом. Терри. Да, Терри – ученая с острова Медальон в Антарктиде. Что там сказала Терри? Эхо ее слов еще звучит у меня в голове. Она сказала, что мой внук приедет сюда.
Мой внук! Боже всемогущий! Должно быть, мое состояние еще хуже, чем я думала. Открываю рот и пытаюсь сказать: «Передайте ему, что не стоит», – но слова застревают в горле и отказываются выходить наружу.
Так вот на что похожа смерть. Кто бы мог подумать, что это будет так посредственно и неприятно? Хотелось бы, чтобы это поскорее закончилось, но, естественно, мое умирание будет таким же долгим и нудным, как жизнь. Как же это все утомительно.
Слышу стоны. Видимо, их издаю я.
Чувствую, как чья-то рука убирает волосы с моего лба.
Женщина шепчет короткие несвязные предложениями, которые едва ли собираются в последовательный рассказ:
– Скоро он будет здесь. Нам придется застелить еще одну кровать. Надеюсь, он не испугается наших стесненных условий. Придется как-то справляться с тем, что есть. Мы будем рады познакомиться с ним. С нетерпением жду этого… Наверное. Интересно, что из этого получится.
Я бы хотела, чтобы Терри замолчала. Чтобы она подняла моего малыша с пола и дала мне погладить его пушистую головку. Мне бы очень хотелось снова дотронуться до него, прежде чем я умру.
– Вы должны постараться выздороветь, Вероника. Ради вашего внука.
Моего внука? А, этого. Кажется, припоминаю. Что-то взбрело мне в голову… и я попросила Эйлин отправить ему мои дневники. Было ли это ошибкой? Голова раскалывается, когда я пытаюсь думать об этом. Разве мне не сказали, что он едет сюда? Если он все-таки приедет, я буду поражена до глубины души. Я буду поражена, даже если он только подумает о том, чтобы приехать. Наверное, это просто большое недоразумение.
До меня доносится неразборчивое бормотание:
– Я думала, мы будем путаться, когда в нашем полевом центре будет целых два Патрика. Мне кажется, мы могли бы назвать их Патрик Первый и Патрик Второй. Но, может быть, нам следует называть нашу пушистую маленькую сосиску как-то иначе? Что думаете, Вероника?
Мне абсолютно наплевать на это, но, к сожалению, я никак не могу это выразить.
– Как же нам тебя называть, сосиска?
Терри замолкает на пару секунд. Я начинаю погружаться в забвение. Все эти Патрики, цифры и сосиски утомляют меня.
Терри продолжает:
– Знаю! Придумала. На вашей прикроватной тумбочке лежит книга, «Большие надежды». И у нас большие надежды на нашу маленькую сосиску. Так что мы могли бы назвать его в честь главного героя этой книги. Мы будем звать его Пип!
Она поворачивается к пингвиненку и лепечет:
– Ты ведь не против, если мы теперь будем звать тебя Пип?
Из угла комнаты раздается его ответ, короткий пронзительный писк, который даже сам по себе напоминает звук «пип».