Какая она, Победа?

Артюхину 57 лет. Для иных его сверстников кажется бедствием даже временная неисправность лифта, а Семен Игнатьевич бегает кроссы на приз газеты «Правда», на приз Юрия Гагарина, он мечтает подняться на Победу и не желает смириться с мыслью, что время для таких восхождений для него прошло. Но в его возрасте на Победу и в самом деле никто не ходил, и вряд ли нашелся бы хоть один начальник экспедиции, капитан какой-нибудь спортивной группы, который взял бы на себя такой риск — включить в группу идущих на Главную вершину пятидесятисемилетнего человека… На подобное мог решиться пожалуй что Галкин, и Галкин действительно пригласил Артюхина под «буревестниковские» знамена, стоило лишь Семену Игнатьевичу заикнуться о своей мечте.

Кадровый военный, подполковник в отставке, один из старейших мастеров спорта, Артюхин ходил в горы с армейскими альпинистами и потому в экспедиции «Буревестника» с ее студенческим, «мэнээсовским» духом чувствовал себя не очень уверенно. Конечно, здесь тоже была дисциплина, но она ничуть не напоминала армейскую, а звания, должности и даже возраст не избавляли от дежурств по кухне, от шуток и розыгрышей, от упрямых, задиристых оппонентов, которых в споре могло убедить только дело.

— Ладно, — разряжал обстановку Галкин, когда заходила речь об Артюхине, — я на вас посмотрю, когда вам стукнет столько же, соберетесь вы тогда на Победу?

На 5300 шли в свитерах. Сыпалась крупка, солнце едва угадывалось, однако холода не ощущалось — самая «ходовая» погода. Обилие трещин вынуждало маркировать путь, но это не замедляло движения. Подошли к пещере «камчадалов», нашли свой ящик. Пещера оказалась роскошной, из двух «комнат», в такой только отсиживаться, никакой буран не проймет!

На следующий день поднялись на 5800, оставили заброску, вернулись на 5300 для отдыха. Через день вновь пошли на 5800. След замело, а когда добрались до заброски, погода испортилась. Снег плывет, он по грудь, все зыбко, ненадежно, очень нехорошая снежная обстановка, того и гляди.

Впереди работает тройка Балинский — Стрельцов — Маликов. Локтями, коленями они приминают, утрамбовывают снег, но эти создаваемые с трудом опоры почти не держат. Осторожность. Осторожность. Осторожность. Так выбрались на 6000. Галкин, Шиндяйкин и Артюхин поставили палатку, принялись готовить ужин, все остальные прошли на веревку, выше и под очередным снежным надувом начали рыть пещеру. Рыли долго, часа четыре. К досаде, попали на трещину, оттуда засквозило чуть ли не ветром. Но не бросать же «деланное. — Балинский! Балинский! Бали-и-и-инский! Толя прислушался. Зовут или показалось? Выглянул из пещеры, глянул вниз и невольно, не удержавшись, засмеялся. Внизу, под обрывом стоял Галкин.

Отворачиваясь от низвергающихся на него снежных ручьев, едва укрепившись на остром гребешке, он в терпеливо вытянутых кверху руках держал исходящую аппетитным парком кастрюльку. Это смирение и забота, эта кастрюлька, эта утонувшая в снегу фигурка и воздетые руки так не вязались с открывающейся сразу за спиной Галкина завьюженной бездной, пугающе громадным и безжизненным миром Победы, что только рассмеяться и оставалось. Да и как объяснить, отчего стало смешно в столь неподходящую минуту? От хорошего самочувствия? От появившейся уверенности? Что же, они действительно прошли один из самых неприятных участков северного ребра, они его прочувствовали, убедили себя в том, что маршрут «идется», что Победа — это, в общем-то, обыкновенная гора, только повыше, понеприветливей других, только требующая чуточку больше терпения, труда и спокойствия. Чуточку больше!

Ночью проснулись от удушья, зажгли фонарь. Они и не слышали, как сверху сошла лавина и наглухо запечатала вход. Вот когда пригодилась трещина! Дыру проделали легко, сразу пошел чистый воздух, можно пробиваться на поверхность. Но что там сейчас, на поверхности, день или ночь? У кого часы?

Откопавшись, пошли наверх. Надо было оставить заброску на 6200, разведать, что мог видеть здесь Вадим Эльчибеков. На пути вырос мощный карниз, вперед вышел Кочетов. Над ним стена из льда и фирна, но это дело знакомое, на то и мастер. Володя наверху, он принимает Стрельцова, затем Балинского, за Балинским идет Маликов. Долго нет Артюхина. Что-то у него с кошками или еще что, не понять. Конечно, это очень здорово, когда человек не намерен мириться с возрастом, хоть в чем-то отстать от молодых. Не обернется ли только это самолюбие боком для тех, кто идет рядом?

Балинский хмурится. Он понимает Артюхина, сам поступает точно так же, намереваясь идти на Победу! А ведь едва ли он может поручиться за себя. Кто знает, что будет наверху с его поврежденной спиной? Конечно, ребята знают о травме, а спина пока ничем себя не выдает. Но это здесь, внизу, а каково будет на семи тысячах, где, казалось бы, ни с того ни с сего вдруг отказывается работать организм у самых подготовленных и закаленных людей?