Каникулы

Они оба могли напасть на меня. Да, Чан Мин давно уже не скрывал своей неприязни ко мне, а Ю Джон… С ним было сложнее. Сегодня я поняла – он способен причинить мне зло. И именно сегодня стрелы засвистели над моей головой. «Он и до этого пытался запугать меня. Хотел, чтобы я сбежала, – думала я и в то же самое время повторяла про себя: – Это не мог быть он. Он бы не сделал такого!» Снова глаза неотступно следили за каждым его движением, каждым поворотом головы. «Это был не он. Не он!»

Я боялась жестокости Чан Мина. Боялась следившей за каждым моим шагом Ха Енг. Боялась странных взглядов Ан Джуна. Боялась вечно жующего и дергающегося Тэк Бома. Боялась паучихи Джи Хе. Боялась всех, даже Да Вун и Мин Ю. Одной за то, что с улыбкой на лице сдабривала ядом нашу еду, а другой – за то, что… Сама не знаю.

Я не боялась только Ю Джона. Даже после того что случилось на складе и в прачечной, мне хотелось быть ближе к нему. Эта близость дарила ощущение безопасности. Возможно, ложное.

Но за весь вечер он ни разу не взглянул на меня. Отсветы пламени плясали на его лице, делая его то мрачным, то смешным. Хорошо бы перестать пялиться, думала я, но не могла. Глядя на него, я чувствовала себя на удивление спокойно. А стоило отвести взгляд, как спокойствие исчезало. Лица остальных в свете пламени казались жесткими, кровожадными. Словно первобытное племя, собравшееся у костра за дележом дневной добычи, они зыркали друг на друга взглядами исподлобья. «Я не хочу быть добычей, – крутилось в голове. – Но он меня не спасет».

Тому, кто не ест «благословенную пищу», легче жевать песок, чем слушать любимые страшилки сектантов. Они звучат идиотскими сказками, нестрашными и несмешными. Я даже не старалась делать вид, что пугаюсь, когда Ха Енг рассказывала про привидения рабочих-строителей, бродящие по недостроенным и заброшенным жилым комплексам в Сеуле, или когда Тэк Бом болтал какую-то ерунду о том, что в Индонезии, где родилась его бабушка, родственники выкапывают мертвых через много лет после погребения, одевают и усаживают с собой за обеденный стол.

Я вспомнила, как дрожала в первую ночь, слушая историю Чан Мина. Он снова замыкал круг, но на этот раз нес какую-то околесицу об ушедшем под воду отеле, который якобы располагался на небольшом острове рядом с Чеджудо. В этом отеле утопленники-метрдотели якобы до сих пор обслуживают утопленников-постояльцев, а из ресторана иногда слышна музыка… И да, дайверы, спускавшиеся туда, конечно же, исчезли бесследно. «Скорее бы танцы, иначе я отрублюсь!» – думала я, силясь удержать веки открытыми.

– А почему Рая никогда ничего не рассказывает? – спросила вдруг Да Вун.

Все уставились на меня. Наверное, потому, что… Я не знаю тех историй, что популярны в Корее. Или потому, что недостаточно хорошо знаю язык… Но им не пришлось меня уговаривать. Румянец на их лицах говорил о приближении апогея – крышесносных плясок под кей-поп.

«Расскажи им кое-что, что заставит их двигаться быстрее», – шепнул внутренний голос.

– Русские долгое время жили под татаро-монгольским игом, – начала я. – Монголы, подчинившие столетия назад Азию, и на нашей земле были хозяевами. Рассказывают, что в те времена жила необычная девушка. Дочь матери-славянки и насильника-монгола, она родилась с разными глазами. Правый ее глаз был небесно-голубым и широко распахнутым. А левый – черным, как уголь, узким и прищуренным. Девушка была искусной прядильщицей, лучшей мастерицей, но из-за разных глаз считала себя проклятой. Одна ведунья напророчила ей, что тот, кому суждено избавить ее от проклятия, однажды постучит в ее окно. И будет он мастером-прядильщиком куда искуснее ее. Дни и ночи девушка просиживала у окна, прядя и ожидая спасителя. Шли годы, она старилась, так и не сходя с места, а спаситель все не появлялся. Прялку укрыла серая пыль, нитки сточила моль, но она продолжала прясть. И вот однажды, сидя у окна, она услышала стук.

Я сделала театральную паузу. Все замерли, затаив дыхание.

– Но за долгие годы, – продолжала я, – оконное стекло покрылось пылью и паутиной. А девушка и не знала, что, пока она пряла у окна, паук ткал свою сеть подле нее. Плотный кокон, дрожавший в сердце паутины, покачиваясь, стучал о деревянную раму. Этот-то стук она и услышала. Она наклонилась, чтобы разглядеть паука, а тот вдруг вцепился ей прямо в правый небесно-голубой глаз и вмиг высосал его. А потом, не насытившись, принялся и за левый. И вот странно, левый глаз пришелся ему по вкусу гораздо больше. Оставил он ослепшую девушку и с тех пор рыщет по свету в поисках людей с черными, как ночь, глазами. И каждого, кого найдет, оставляет слепцом.

Чан Мин судорожно сглотнул, Тэк Бом смотрел себе под ноги, нервно ковыряя землю какой-то щепкой. Да Вун ежилась, а Мин Ю, нахохлившись, как воробышек, дрожала всем телом. Нелепая, бредовая, неизвестно откуда взявшаяся в моей голове история и вправду напугала их, да так, что, кажется, услышь они теперь звук гонга – и очередь в туалет протянется до самых ханоков. И не все утерпят.