— Этот фонарь так уж необходим? — сквозь зубы спросил Санджак.
— Абсолютно необходим. Сырость подземелья настолько испортила глаза паши, что теперь он не выносит дневного света.
— И паша так уж дорог султану?
— Паша Дамаска!.. Да как ты смеешь спрашивать такие вещи!
— Да потому что моя госпожа не питала к нему никакого уважения.
— Хараджа не султан, — решительно отрезал грек.
— Может, ты и прав.
Санджак повернулся к Хасарду, который съежился на стуле, продолжая курить, и сказал:
— Вели принести зеленый фонарь. Там их на складе штук шесть.
— Они мне понадобятся, чтобы подать сигналы, — заметил армянин.
— Повинуйся и не серди меня. Сейчас здесь командую я. Если я ошибусь, хозяйка вольна лишить меня жизни. Ступай!
Армянин что-то процедил сквозь зубы и вышел, однако быстро вернулся в сопровождении негра, который нес красивый фонарь метровой высоты со вставленными в серебряный каркас зелеными стеклами.
— Вот, это для глаз паши, — сказал Санджак. — Но учти: если вы поставите фонарь на подоконник, я велю его расстрелять из аркебузы.
— Ты поступишь, как захочешь, — сказал грек, забирая у него уже зажженный фонарь. — Мико, нам пора отправиться испытать, каковы постели в Хусифе.
Он не без иронии сделал прощальный жест рукой коменданту и армянину и вышел. Вплотную за ним шел Мико, вытащив из ножен ятаган, чтобы застраховаться от неожиданностей. Однако все обошлось благополучно, и через две минуты оба храбреца были уже в комнате паши. Когда Дамасский Лев узнал, что комендант собирается расстрелять фонарь из аркебузы, если его поставят на окно, он с досадой махнул рукой.
— Нас явно подозревают, — сказал он. — И нам ничего не остается, кроме как убраться отсюда прежде, чем нагрянет Хараджа с галерами Али-паши. Но сигнал послать необходимо, чтобы адмирал прибыл за нами.
— А как вы с ним договорились? — спросил Никола.
— Я сигналю трижды с интервалом в минуту, и это будет известие об очень серьезной опасности. А ты, обладатель феноменального зрения, видишь галеры?
Грек подошел к окну и долго вглядывался в море, где уже начинали светиться ночесветки и маленькие рыбки.
— Да, синьор Мулей, я их вижу: все восемь светящихся точек. Глаза меня не обманывают.
— Как думаешь, кто-нибудь еще может видеть бортовые огни венецианцев?
— С такого расстояния — нет, синьор, — ответил грек.
— Тогда дождемся, пока гарнизон заснет. Для сигнала у нас еще есть время.
Они погасили все огни, оставив только один большой фонарь, стоявший посередине комнаты, и обследовали замки на дверях. Потом Никола, Мико и венецианцы улеглись в соседних комнатах, а Дамасский Лев задремал в кресле рядом с постелью отца. Ровно в полночь грек, спавший чутко, как все моряки, встал с кровати, тихо вошел в комнату паши и прежде всего запалил фитили всех шести аркебуз. Потом подошел к окну и внимательно вгляделся в темноту.
— Похоже, все спят, — сказал он. — Ну что ж, будь что будет, больше нельзя терять время, надо действовать.
Он разбудил всех, одного за другим, затем взял фонарь и без колебаний поставил его на подоконник стрельчатого окна.
В то же мгновение снизу раздался грозный голос:
— Эй, наверху, вы что там делаете?.. Сейчас же уберите фонарь, или я стреляю!
— А ты кто такой? — спросил грек, принимая у Мико аркебузу, чтобы ответить в случае чего.
— Санджак.
— Спокойной ночи.
— Шутить изволите? Я сказал: уберите фонарь.
— Фонарь очень чадит, а паша чувствителен к дыму.
— Ну так погасите его.
— Но мы хотя бы друг друга должны видеть, господин комендант. В Хусифе мало кому можно доверять.
— Вы будете выполнять распоряжение или нет? — рявкнул Санджак, выйдя из себя.
— А разве тебе не нравится обменяться несколькими словами в зеленом луче? Смотри, как свет льется на террасу.
— Хватит! Я стреляю!
— Убирай пока фонарь, — сказал Мулей греку. — Часовые на галерах уже должны были его заметить.
— Но нам надо еще раз его зажечь.
— Еще два раза.
— Но эта скотина и слышать не желает про зеленый свет!
— Смотри, как бы он в тебя исподтишка не пальнул из аркебузы!
— Я за ним наблюдаю, — сказал Никола, убирая фонарь.
— И я, — отозвался Мико. — Если пальнет, мы тоже откроем огонь.
— Тогда они возьмут нас в осаду, — сказал Мулей.
— Пусть адмирал поймет, что нас нужно забрать отсюда, синьор, — настаивал Никола. — Сигнал необходим для нашего спасения, и мы его повторим еще два раза, пусть даже под прицелом курдских кулеврин.
— Словом, ты хочешь настоящей войны, — заключил Мулей-эль-Кадель.
— Думаю, момент настал, синьор.
— Я тоже так думаю, — сказал паша. — Если сейчас не настоять на своем силой и дерзостью, вы никогда не выберетесь из этого проклятого замка. Не забывайте, Кандия недалеко, а там Али-паша.
— Синьор, — спросил грек у Мулея, — минута уже прошла?
— Да, — ответил Дамасский Лев.
— Тогда фонарь наверх!
Как только зеленый свет снова разлился по просторной террасе, раздался гневный голос коменданта, на этот раз еще более угрожающий:
— Вы прекратите или нет?!. Уберите фонарь, христианские отродья! Уберите, или я позову курдов и негров, и с вами поговорят кулеврины!