Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Турки на миг замешкались, и этим воспользовались христиане, приспустив все флаги, чтобы над всеми царил ярко-алый флаг Священной лиги с вышитым в середине распятием, которое словно давало монахам-капуцинам разрешение на всеобщую исповедь. Монахи быстро шли по палубам, подбадривая бойцов и напоминая им, что за ними, пусть и издалека, следит весь христианский мир. Христианский флот успел выверить свои ряды, сильно растянув фронт и поставив фланги возле скал, чтобы не давать врагу возможности спастись в море.

Турки дали холостой залп, который означал требование сдаться. Он и послужил сигналом к началу сражения. Дон Хуан Австрийский ответил на него приказом выстрелить с флагмана ядром из самой большой пушки.

Все галеры ринулись вперед на веслах, ибо паруса к этому моменту были спущены и представляли собой, скорее, обузу, и быстро пошли на сближение для абордажа. Али-паша изготовился напасть на флагманскую галеру христиан, полагая, что захватить ее будет легко, а Али Силокко бросился на корабли Барбариго, накрыв их дождем стрел. В один миг завязалось воистину генеральное сражение, пугающее своим масштабом. Восемьсот пушек палили безостановочно и с той и с другой стороны, грохот стоял ужасающий, все палубы заволокло густым дымом.

Себастьяно Веньеро, заметив, что Дону Хуану Австрийскому угрожает опасность, двинул вперед свои галеры, а турки, сделав мощный рывок, уже почти окружили эскадру Колонна. Шквальным огнем из пушек и аркебуз отважный старик больше часа не подпускал флагман паши, который решил сначала завладеть флагманом лиги и схватить юного командира, но потом, почти израсходовав боеприпасы, ринулся со своим экипажем на подмогу капитанам, которые отчаянно бились возле самых скал.

В самом тяжелом положении оказался флагман Барбариго. Его со всех сторон зажали четыре большие галеры, которые забрасывали стрелами палубы, кося венецианцев, и дело уже шло к абордажу и захвату, когда капитана вдруг осенило. На галере находились триста гребцов, и их весла сейчас были бесполезны. Барбариго бросился между рядами гребцов, с ним бежали матросы с молотками и разбивали цепи. Он пообещал простить гребцам их преступления, если они будут биться вместе со всеми и покажут себя храбрыми воинами, и вывел их на палубу, уже частично занятую турками. Бой вспыхнул с новой силой. Гребцы относились к жизни с презрением, терять им было нечего, а потому они бесстрашно набросились на адептов Полумесяца, не желавших убираться с галеры, и с помощью экипажа устроили им страшное побоище. Головы турок летели в море одна за другой, и прозрачные воды канала стали красными от крови.

^{В один миг завязалось воистину генеральное сражение, пугающее своим масштабом.}

Турок уже выгнали с корабля, когда один из арбалетчиков Али Силокко, несомненно, очень искусный стрелок, увидев на капитанском мостике Барбариго, который то и дело отводил от лица щит, чтобы его команды были лучше слышны, выстрелил в него стрелой с зазубренным наконечником, прицелившись ему в глаз. Несчастный капитан, чтобы не ослаблять боевой дух экипажа, бившегося с людьми Али Силокко, еще полчаса стоял на палубе, не издав ни крика, ни стона.

Но потом доблестный воин упал, и его унесли с палубы. Командование флагманом он доверил Федерико Нани.

Когда мальтийские галеры и те корабли, что шли в арьергарде, вступили в бой, чтобы помочь венецианцам, которых турки боялись, а потому сделали своей главной мишенью, огромная галера Али-паши молниеносным маневром, с беспримерной отвагой взяла на абордаж флагман Испании. Расстреляв палубу противника последними снарядами из пушек, османы с ужасными воплями бросились в атаку на полуют. Хотя ряды испанцев сильно поредели после обстрела, они все как один, услышав голос своего молодого принца, ринулись на врага с таким натиском, что перепрыгнули на борт турецкой галеры и образовали между полуютом и фок-мачтой железный заслон, который невозможно было пробить.

И тут Себастьяно Веньеро, который, как мы уже говорили, пообещал присматривать за сыном Карла V и хотел спасти сына Дамасского Льва, обрушился на флагман Али-паши с кормы. Первыми на полуют, где немногочисленные турки пытались запоздало сопротивляться, вбежали пятеро воинов: герцогиня, паша, Дамасский Лев, Мико и Никола.

Раздавая пинки направо и налево, они пробивали себе дорогу на шканцы. Их вел албанец, который знал, в какой каюте держат ребенка. И в этот момент раздался крик:

— Мама!.. Мама!..

Это кричал маленький Энцо.

Герцогиня и ее товарищи бросились вперед, словно пять тигров, сжимая в руках шпаги и большие пистолеты, и оказались перед Хараджой и ее комендантом. Эти двое, видимо воспользовавшись отсутствием Али-паши, пытались бросить мальчика в море.

— Оставь моего сына! — крикнула герцогиня, в ярости кинувшись к владелице замка Хусиф.

— Не раньше чем убью его у тебя на глазах, — заявила племянница паши и попыталась вытащить мизерикордию — маленький кинжал — и вонзить ее в грудь малыша.

— Ну так умри, гнусная гадина!