— А нам удастся пройти незамеченными?
— Я надеюсь, мой господин, — ответил Ата на вопрос Миринри. — С этой минуты мы должны соблюдать предосторожность, иначе Пепи нас схватит раньше, чем мы увидим обелиски горделивого Мемфиса. Теперь уже известно, что у меня на лодке скрывается сын великого Тети, и узурпатор приложит все усилия, чтобы скормить нас нильским крокодилам.
— Тогда идем к противоположному берегу, — сказал Миринри, — и будем внимательны: нет ли ловушек.
Маленький парусник, подгоняемый попутным ветром, плавно зашел поперек течения и приблизился к левому берегу, где росли огромные пальмы и у самой кромки воды густо переплетались стебли папируса и лотоса.
9
Храм нубийских царей
Пока судно, чуть покачиваясь, шло вдоль берега и свежий южный бриз надувал его широкие паруса, Миринри, взбудораженный волнениями последнего дня, не испытывал ни малейшего желания отдохнуть. Он уселся на полубаке и погрузился в свои фантазии. О чем он думал? О глазах прекрасной царевны, которую вытащил из вод этой самой реки и которая столько ночей смущала его сон и мечты? О том, как решительно он идет сейчас к грядущему величию и готов на все, чтобы его добиться? Наверное, это могла бы сказать только колдунья, что устроилась неподалеку на тростниковой циновке и неотрывно смотрела на него своим завораживающим взглядом.
Поджав под себя ноги, она опиралась голыми руками на циновку, и время от времени руки ее чуть подрагивали, а многочисленные золотые браслеты начинали звенеть. Приподняв красивую голову, как притаившаяся в засаде львица, которая старается уловить малейший шум, указывающий на присутствие жертвы или врага, она пристально следила за тем, как меняется выражение лица юного фараона.
Время от времени по телу ее пробегала дрожь, легчайший калазирис трепетал, а на лоб набегала тень. Миринри, погруженный в свои мысли, казалось, даже не замечал присутствия колдуньи. Однако то ли оттого, что взгляд девушки проникал в самую душу, то ли по другой причине, но он то и дело поворачивал к ней голову и делал рукой движение, словно отгоняя возникшую перед ним тень.
А лодка тем временем медленно спускалась по течению Нила. Паруса хлопали на порывистом ветру, реи поскрипывали, ударяясь о мачты, и бакштаги тоже издавали какие-то странные звуки. Случалось, что какой-нибудь ибис, мирно дремавший в тростниках или на длинных листьях лотосов, вдруг испуганно вскрикивал и пускался наутек, едва касаясь воды, а потом исчезал среди пальм, что отражались в воде темными пятнами.
В лодке никто не разговаривал. Эфиопы внимательно вглядывались в темноту, опершись на фальшборты. Унис и Ата сидели на носу, глядя вперед и не произнося ни слова. Один наблюдал за исчезающей за деревьями кометой, другой просто смотрел в воду.
Вдруг Миринри вздрогнул, встряхнулся и, казалось, только теперь заметил присутствие колдуньи.
— Что ты тут делаешь, девушка? — спросил он. — Почему не идешь спать?
— Ведь Сын Солнца тоже не спит, — отозвалась она таким мелодичным голосом, что юному фараону он показался отдаленной музыкой.
— В пустыне я привык засыпать поздно.
— А мне надо дождаться восхода солнца, чтобы предсказать тебе судьбу — либо плохую, либо хорошую.
— Ох, я и позабыл, — улыбнувшись, сказал юноша. — Статуя Мемнона зазвучала, когда я спросил ее, цветок Осириса распустился, когда я его полил. А каково будет твое пророчество? Хорошее или плохое?
— Это скажет первый луч солнца, — ответила Нефер. — Он должен вдохновить меня.
Миринри помолчал, потом снова заговорил:
— О! Ты еще должна сказать нам, кто ты и почему поклонники Бастет хотели выжечь тебе глаза. В какую скверную историю тебя вовлекли?
Колдунья не ответила, только посмотрела на него с тревогой, и это не укрылось от юного фараона.
— И мы пока не знаем, — сказал Миринри, — друг ты или враг.
— Это я-то враг? — воскликнула Нефер, и в голосе ее прозвучала боль. — Враг тебе, мой господин? Тебе, кто вырвал меня из рук этих пьяниц?
Она встала и посмотрела сначала на звезды, потом на спокойные воды Нила, тихо журчащие среди корней и стеблей розовых и белых лотосов, и, трагическим жестом подняв руку и указав на юг, начала: