Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Я же сказала: я колдунья.

— А! И правда, а я позабыл.

— Почему ты не хочешь, чтобы я на тебя смотрела?

— Сам не знаю…

— Ты боишься, что огонь моих глаз сожжет и уничтожит образ той девушки?

Вместо ответа Миринри взял в руки чашу, только что наполненную Нефер, и заглянул в нее.

— Что ты там высматриваешь? Боишься, что я подмешала в вино какое-нибудь зелье?

— Нет, мне показалось, что на дне чаши я вижу глаза, не похожие на твои, и эти глаза на меня смотрят.

— Налей сверху еще вина, и ты их больше не увидишь, — сказала Нефер, быстрым движением снова налив в чашу вина. — Ну вот, они исчезли.

18 Нефер наносит удар

Миринри последовал совету колдуньи и осушил чашу с вином, не заботясь о том, глядят ли на него со дна глаза юной царевны, которые зажгли в его сердце огонь, не желающий гаснуть. Окончательно захмелев, он откинулся на львиную шкуру и подпер рукой ставшую очень тяжелой голову. Нефер устроилась рядом и принялась обмахивать ему лицо веером из страусовых перьев, поданным рабыней.

Унис и Ата тоже развалились на шкурах, служивших им ковром. Эфиопы, изрядно опьяневшие, последовали их примеру и, зевая, слушали всякие истории, которые рассказывали им танцовщицы, сидевшие за их столиками.

— Ну что, мой господин, — с лукавой улыбкой сказала Нефер. — Теперь жизнь кажется прекрасной, правда?

— Да, лучше, чем в пустыне, — отозвался Миринри, все больше подпадая под очарование горящего взгляда девушки. — Здесь я испытываю счастье, о каком там, среди песков, даже отдаленно не мог мечтать. Ты волшебница, ты богиня, теперь я в этом не сомневаюсь.

— А если бы все дни были такими, тебе понравилась бы такая жизнь?

— Да, но ты забываешь, что мне еще предстоит завоевать трон.

— Трон! Ты об этом говоришь, но ни разу не подумал, что там, в заносчивом Мемфисе, тебя могут ожидать серьезные опасности?

— Ну так что ж? Миринри сможет их отразить, как и подобает молодому и сильному воину. Разве я не Сын Солнца?

— Значит, ты хочешь власти.

— Да, Нефер.

— А разве здесь тебе ее мало? Хочешь стать царем Острова теней? Нынче вечером над твоим лбом сверкнет символ власти, и мы все станем тебе поклоняться, как богу. Чего тебе еще надо? Пышность фараонова двора ничуть не лучше той, что я могу тебе предложить. Мое маленькое царство омывают те же воды священной реки, что омывают стены Мемфиса. У тебя будет все, что пожелаешь: праздники, пиры, танцы и музыка. Тебе будут прислуживать прекрасные девушки. Остров теней стоит Мемфиса, и здесь ты не почувствуешь бремени власти.

Миринри покачал головой:

— Там мне предстоит завоевать не только трон.

Нефер рывком села, в гневе взмахнув руками, но тут же подавила вспышку ярости.

— Трон и царевна, — вздохнула она. — Опять она! Опять все то же!

Она схватила золотую амфору с вином и доверху наполнила чашу Миринри.

— Выпей еще, такого вина не пивали даже в Мемфисе, этот виноград вызревал на берегах Красного моря. По твоим жилам пробежит огонь, а потом ты сладко уснешь.

У Миринри слипались глаза, и он слабо улыбнулся:

— У меня в чаше какое-нибудь зелье?

— С чего ты так решил?

— У меня перед глазами какой-то туман, и он прячет ее от меня.

— Кого?

Миринри не ответил, затуманенным взглядом рассматривая чашу.

— Пей, — настаивала Нефер. — Вино сладкое, как мед, и такого ты уже не попробуешь, когда твоя бессмертная душа вознесется к небесному своду, где сияет богиня Нут.[53] Но я не хочу, чтобы ты думал, будто Нефер подмешала зелье в это вино. Посмотри на меня.

Она коснулась алыми губками края золотой чаши, искоса лукаво взглянула на юного Сына Солнца своими бархатными глазами, властными и нежными, и отпила глоток.

— А теперь ты. Пей, как пил свет моих глаз.

Миринри взял чашу дрожащей рукой и выпил изысканный напиток из винограда, вызревавшего под щедрым солнцем Аравии.

— Видишь, я пью, красавица, — сказал он с улыбкой.

— Красавица! — воскликнула Нефер.

— Да, ты красавица.

— Но не такая, как та царевна.

— Что за важность? Ты красавица — и все тут.

— Вот слова, за которые я заплатила бы жизнью, Сын Солнца.

Миринри раскинулся на львиной шкуре, а Нефер не сводила с него жгучего, как раскаленный добела металл, взгляда.

— Говоришь, я красавица? — произнесла она. — А уж ты-то какой красавец, сын великого царя!

Миринри, казалось, ее уже не слышал. Улыбаясь счастливой пьяной улыбкой, он все глубже погружался в сон.

— Спи, — шепнула колдунья, внимательно за ним наблюдавшая. — А я расскажу тебе сказку, чтобы сон твой был слаще. Смотри: и мои девушки уснули, и твои друзья, и эфиопы. В пустыне, где ты вырос, тебе никто не рассказывал сказку про прекрасную царевну с румяными, как розы, щечками?

Миринри отрицательно помотал головой.

— Она тоже была царского рода, как я и как та девушка, что ты спас от зубов крокодила.

— Ах! — вскрикнул Миринри и зевнул.

— Тебе скучно?

— С тобой не может быть скучно. Дай мне еще вина, Нефер, того самого, что вызревало под солнцем Аравии.

— Хорошо, мой господин.

Девушка наполнила чашу, снова отпив из нее, и протянула Миринри, и тот принял ее с улыбкой.

— Продолжай, красавица.

— Я все еще красавица?