Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— И что же, они нам служили, а мы их убьем? — с упреком сказал Миринри. — Эти люди станут моими подданными, если судьба будет ко мне благосклонна, и я не хочу начинать свое царствование с убийства. Теперь, когда воздух Мемфиса, воздух власти и безграничного величия коснулся моих губ, отдавать приказы буду я.

— Вот что значит кровь! — сказал Унис, с гордостью глядя на Миринри. — Никогда еще в Египте не было столь великого монарха. — А потом тихо прошептал, и в глазах его вспыхнул пугающий огонь: — Мы убьем Пепи! И мои восемнадцать лет изгнания будут отомщены!

Все замолчали, а лодка между тем скользила, покачиваясь, по поверхности огромной разлившейся реки. Глаза путников обратились на север, туда, где на ярком горизонте должны были показаться грандиозные пирамиды, окружающие горделивый Мемфис, гигантские храмы и обелиски, огромные плотины, которые в те далекие времена, пять тысяч лет назад, считались чудесами света, да и сейчас считаются.

На берегах начали появляться признаки присутствия человека. То здесь, то там на небольших холмах, куда не доходили при разливе воды Нила, виднелись храмы, зубчатые крепости с наклонными стенами, гигантские прямоугольные заграждения с виртуозно обтесанными углами. Внутри заграждений, словно заключенные в рамки, возвышались исполинские статуи с накладными бородами и в плоеных набедренных повязках. По бокам статуй стояли статуэтки божеств.

Эти заграждения служили дамбами и были построены, чтобы разлившийся Нил не вторгался на плодородные поля и не уничтожал посевы. И каждую дамбу охраняло какое-либо божество. Вот Хатхор, у которой между длинными коровьими рогами виднеется множество символов, и обязательно — круг солнца. Вот Осирис, торжественно восседающий на троне, со скрещенными на груди руками, вот колоссальные статуи Мемнона и Рамзеса. А вот фигура Менеса, основателя Мемфиса, первого царя первой египетской династии, правившего семь тысяч лет назад, когда ни Афины, ни Рим, да и ни один человек в мире о них даже не догадывался.

По широкой реке поднимались и спускались барки. Одни из них, легкие, с сильно загнутым носом, были сделаны из связанных в пучки стеблей папируса. Такие лодки и теперь в ходу среди обитателей тех районов Нубии, где еще сохранились эти ценные растения. Другие же, напротив, гораздо больше по размерам, были сделаны из прочного дерева и снабжены квадратным парусом. На них обычно перевозили тяжелые каменные плиты, предназначавшиеся для очередных гигантских сооружений. Ведь все египетские фараоны были одержимы идеей оставлять повсюду знаки своего величия, состязаясь в грандиозности монументов, храмов, обелисков или пирамид, призванных напоминать о них потомкам.

Лодка, на которой плыл Миринри со своими друзьями, спокойно спускалась по реке. На нее никто особенно не обращал внимания, все считали, что солидная барка явно плывет с верховьев Нила с грузами для Мемфиса. Однако, чтобы не привлекать внимания и не вызывать любопытства лодочников и жителей побережья, Сын Солнца переоделся в простой кожаный передник и надел на голову шапочку из дубленой кожи, по форме напоминавшую полушлем. А Унис сменил свою длинную жреческую одежду на двойной, завязанный спереди набедренник-схенти, а на голову водрузил огромный парик, делающий его совершенно неузнаваемым, особенно в сочетании с накладной бородкой. Только Нефер осталась в прежней одежде, но ей, как и подобает колдунье и предсказательнице, надо было выглядеть на публике роскошно.

Часы тянулись медленно, лодка двигалась без остановок.

А Миринри внезапно охватило сильное возбуждение, словно близость Мемфиса странным образом перевернула все его существо. Тут смешались и надежда снова увидеть околдовавшую его юную царевну, спасенную из пасти крокодила, и нетерпение вырвать власть у Пепи и крикнуть в лицо несметной толпе: «Я сын великого Тети! Верните трон Сыну Солнца!» Что просыпалось в нем? Кровь влюбленного или кровь воина, жаждущего славы, власти и величия? А может, и то и другое сразу?

Нефер не сводила с него глаз и, воспользовавшись моментом, когда Унис и Ата отправились на корму поговорить с капитаном, подошла к юноше, который сидел на носу, впившись взглядом в горизонт.

— Что ты высматриваешь, мой господин? — мягко спросила она.

— Мемфис, — сурово ответил юный Сын Солнца. — Может, он никогда мне не покажется? Можно подумать, он от меня убегает.

— Тебе так не терпится его увидеть?

— Вот если бы ты любила человека, а он бы все время от тебя ускользал, разве ты не искала бы его глазами пристально, жадно?

— Так ты ищешь Мемфис или девушку, которую любишь?

— Сейчас — столицу Нижнего Египта, которую мой отец спас от азиатских варваров, — ответил юноша.

— А потом?

— Что ты хочешь сказать, Нефер?

— А потом — царевну, верно?

— О ней я подумаю потом, если будет время.

— Разве жажда власти может затмить любовь?

— Кто знает?

— Нет, Миринри, нет, Сын Солнца.

Юноша опустил голову, и по его лицу пробежала тень.

— Тебе неспокойно? — снова спросила Нефер после короткого молчания.